Бойцовский клуб

Ничто не помогает. Даже направленная медитация.

Ты в Ирландии.

Даже если считать овец.

Ты отсчитываешь дни, часы и минуты с того времени, когда ты в последний раз спал. Врач рассмеялся тебе в лицо. Никто ещё не умер от недостатка сна. Ты выглядишь как старый подгнивший и сморщенный плод, хуже покойника.

Ты в номере мотеля, в Сиэтле. На часах — три часа ночи. Группу поддержки в это время найти невозможно. Невозможно найти в это время маленькие голубые пилюли амитала натрия или ярко-алые таблетки секонала. Ничего из этих, похожих на игрушечные, снадобий. В это время невозможно найти даже бойцовский клуб.

Мне нужно найти Тайлера.

Мне нужно поспать хотя бы немного.

И тут просыпаешься, и видишь Тайлера, который стоит в темноте рядом с твоей кроватью. Ты проснулся.

Когда ты засыпал, Тайлер уже стоял рядом с твоей кроватью, тряс тебя и говорил:

— Проснись. Проснись! Мы решили проблему с полицией здесь в Сиэтле. Проснись!

Комиссар городской полиции требовал покончить с тем, что он охарактеризовал как «нелегальные группировки и подпольные боксёрские клубы».

— Но не стоит волноваться, — говорит Тайлер. — Мы справимся без проблем с этим мистером. Мы его уже держим за яйца.

Я спросил Тайлера, почему он следил за мной.

— Забавно, — говорит Тайлер, — но я хотел тебя спросить о том же самом. Ты разговаривал обо мне с другими людьми, говнюк. Ты нарушил обещание.

Тайлер сказал, что он удивлён тем, что мне удалось его вычислить.

— Каждый раз, когда ты засыпаешь, — говорит Тайлер, — я выхожу из дома и совершаю какой-нибудь безумный поступок, что-нибудь из ряда вон выходящее.

Тайлер становится на колени возле моей кровати и шепчет:

— В прошлый четверг, пока ты спал, я летал в Сиэтл, чтобы посмотреть, как там идут дела у бойцовских клубов. Чтобы узнать, сколько парней хочет в них попасть и всё такое. Найти новых вождей. У нас в Сиэтле тоже есть отделение «Проекта Разгром».

Тайлер проводит пальцем по шраму у меня на лбу.

— У нас есть отделения «Проекта Разгром» в Лос-Анджелесе и Детройте, в Вашингтоне, округ Колумбия, и в Нью-Йорке. А уж в Чикаго размах такой, что ты просто не поверишь.

Тайлер говорит:

— Не могу поверить, что ты нарушил уговор. Ведь первое наше правило: никому не рассказывать о бойцовском клубе.

Он был в Сиэтле на прошлой неделе, когда бармен с шеей в корсете сказал ему, что полиция готовится совершить налёт на бойцовские клубы. Этого потребовал лично комиссар городской полиции.

— Дело в том, — говорит Тайлер, — что есть полицейские, которые с удовольствием ходят в бойцовские клубы. И репортёры газет, и помощники юристов, и сами юристы, так что нас предупреждают обо всём заранее.

Значит, собирались закрыть?

— По крайней мере, в Сиэтле, — говорит Тайлер.

Я спрашиваю, какие меры предпринял Тайлер.

— Какие меры мы предприняли, — говорит Тайлер.

Мы созвали собрание «Комитета Разбоя».

— Нас больше не существует по отдельности, тебя и меня, — говорит Тайлер. — Надеюсь, ты уже это понял.

Мы пользуемся одним и тем же телом, но по очереди.

— Мы дали специальное домашнее задание, — говорит Тайлер, — мы сказали: «Принесите нам дымящиеся яйца его достопочтенной светлости комиссара городской полиции, или как его там положено называть».

Всё это мне не снится.

— Да, — подтверждает Тайлер, — не снится.

Мы собрали команду из четырнадцати обезьянок-астронавтов, пятеро из которых были полицейскими, и направились в парк, где его честь выгуливает собаку.

— Не волнуйся, — говорит Тайлер, — с собакой всё в порядке.

Нападение заняло на три минуты меньше, чем мы планировали. Мы положили на операцию двенадцать минут. Заняла она девять.

Пять обезьянок прижали комиссара к земле.

Тайлер рассказывает мне это, но каким-то образом мне всё уже и так известно.

Три обезьянки стояли на стрёме.

Ещё одна поддерживала связь по радио.

Другая обезьянка стянула с его светлости тренировочные штаны.

Собака — это был спаниель — всё лаяла и лаяла.

Лаяла и лаяла.

Лаяла и лаяла.

Одна обезьянка-астронавт обмотала резиновую ленту три раза вокруг основания члена его чести.

— Другая встала между ног его сиятельства с ножом в руке, — шепчет мне Тайлер прямо в ухо, — а я стал шептать достопочтенному комиссару полиции прямо в его достопочтенное ухо, что если он не отдаст команду отменить налёт на бойцовские клубы, то останется без своих достопочтенных яиц.

Тайлер шепчет:

— Не слишком ли вы далеко зашли, ваша честь?

Если перетянуть член резиновой лентой, то он онемеет.

— Какая вас ждёт политическая карьера, если избиратели узнают, что у вас кое-чего не хватает?

Похоже, что у его чести онемел не только член, но и язык.

Друг, ты посмотри, да у него яйца холодные, как лёд.

Если хотя бы один бойцовский клуб будет закрыт, мы пошлём его яйца почтой: одно на восток, другое — на запад. Одно — в «Нью-Йорк Таймс», другое — в «Лос-Анджелес Таймс». Это будет вроде как наш пресс-релиз.

Обезьянка-астронавт сдирает липкую ленту со рта комиссара, и комиссар говорит: нет.

А Тайлер отвечает:

— Нам нечего терять, кроме своего бойцовского клуба.

Комиссару же есть, что терять.

На нашу долю в этом мире осталось только дерьмо и помои.