С тех пор как перец дебютировал на мировой кулинарной сцене в 1500–1600-х годах, люди придумывали, как сделать его более острым. Например, звезда сегодняшнего шоу, перец Карри
Сейчас перец здесь, в Оберне, штат Калифорния, высыпается из огромных полиэтиленовых пакетов и картонных коробок, готовый причинить людям страдания. К этому моменту я знаю, что ждет участников, потому что уже попробовала самый острый перец в мире. Я наблюдаю за происходящим со страшным интересом.
Первые несколько перцев съедаются участниками относительно легко. Профессионалы Шахина и Дастин передают эти маленькие перчики всем двенадцати желающим; никто не надевает перчатки. Бледные ноги в шлепанцах покачиваются под столом; один мужчина поправляет уже промокшую от пота бандану. Когда перец становится острее, люди начинают качаться взад-вперед. Кто-то из двенадцати участников выглядит обеспокоенно, кто-то – сердито, кто-то – просто недовольно. Толпа смотрит с восторженным вниманием, как и ожидалось, перед их глазами разворачивается цирк страданий. Напряжение! Сила воли! В этом соревновании есть весь драматизм боевых видов спорта, но с меньшим повреждением мозга. Люди любят смотреть, как другие люди страдают: футбол, бокс, ММА, родео, балет, «Самые смешные домашние видео Америки», «Чудаки», фильмы ужасов, даже одна только возможность автомобильной аварии на гонках NASCAR достаточно, чтобы привлечь зрителей – и боже мой, соревнование по поеданию перца предлагает безопасный способ предаться такому вуайеризму.
Еще это чертовски впечатляет. Мы наблюдаем не пассивную боль – она меня не привлекает. Мы наблюдаем активную, сознательно выбираемую боль. Эти люди могут остановиться в любой момент. Их страдания находятся у них под контролем, следовательно, я могу смотреть на них с моральной безнаказанностью и наслаждаться драматическим повествованием о невзгодах и триумфе – или провале, как это бывает. Люди начинают отсеиваться. Но здесь вообще нет ни молока, ни воды, ни чего-либо еще – и в момент поражения они не могут облегчить свою боль.
Участники выходят из-за стола. Грэг Фостер берет одинокий кувшин молока и в гневе покидает соревнование. Остаются пятеро, четверо, трое. Мимо меня проносится мужчина, и его рвет в траву у моих ног, штаны мешковато свисают, и зрителям отлично видна верхняя часть его зада. Ему больно, очень больно. Глаза красные, грудь вздымается, он качает головой туда-сюда с большой печалью, похоже, его укачивает даже стоя на ногах. Финалист, занявший второе место, предпоследний сдавшийся перед победителем, также пробегает мимо меня, чтобы блевануть в траву. Он весь в поту, лицо мокрое, он корчится под калифорнийским солнцем. От него пахнет желудочным соком и медью, острый и резкий запах бьет мне в ноздри. Вокруг нет ни воды, ни молока, ни мороженого. Маленький победитель средних лет видит это и убегает, пытаясь найти спасение. Я даю мужчинам свое пиво, единственную жидкость в непосредственной близости, и тут раздается громкий рвотный позыв.
Герой часа возвращается с мороженым, и, когда худшее проходит, начинается веселье. Ведутся непринужденные беседы среди рвотных куч, когда Шахина и Дастин начинают соревнование «плечом к плечу». И вот мужчины вокруг меня начинают говорить с такой скоростью, как будто приняли одну-две дозы кокаина. Я наблюдаю нарастающее ощущение удушья, возникающее, когда вы начинаете принимать амфетамин. Раньше разговоры были тихими и даже немного нервными. Теперь слова звучат быстро и легко, частички частично переваренного перца прилипают к подбородкам и футболкам.
Пока они едят в тишине, Дастин сидит рядом с Шахиной, крутит в руках кубик Рубика. Шахина уже слегка покачивается, ее стройные плечи расправлены – она видит кошмар, разворачивающийся в ее пищеварительной системе. Она сказала мне, что не сомневается в том, что сможет дойти до тай-брейка с Дастином, уверенная в своей способности заставить организм съесть любой перец. Она открывает и закрывает рот, как золотая рыбка или человек, принявший неудобоваримое количество метамфетамина. Она говорит, что, когда она ест этот перец, у нее во рту буквально все горит: