Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

Он обнял её. Рука его дрожала у неё на плече. Она всегда носила объёмные футболки. В одежде у неё горба не видно, просто кажется, что сутулость. А когда Филькин положил ей на плечо руку, она поняла, что теперь незаметно даже сутулости. Рука окутывала её спину, её кифоз грудного отдела позвоночника. Необыкновенное нежное чувство возникало от его прикосновения. И гордость, и испуг. Парень, такой популярный в их бассейне, такой надёжный, прямой и честный, обнял её.

0− Я давно хотел с тобой… Ещё в прошлом году, – сказал Сашок, и она уловила, что он сейчас как Лёшик растягивает слова. – Но как-то знаешь, всё тренировки, тренировки… Ну, в курсах…

Она молчала.

− Так. Хорошо… − продолжил Сашок. – Молчание – знак согласия. Да эти тренировки, достало всё уже. Надо же и отдохнуть хотя бы вечером. Да Кристин?

Она молчала. Она боялась опять ляпнуть что-то не то, поэтому предпочла молчать.

− Понятно. Молчание – знак согласия… − он замялся. Может, тебе неудобно так идти?

− Нет! – тихо сказала она.

− Неудобно или удобно?

− Удобно, − ещё тише сказала она. Фууу… от испуга чуть не вырвалось, что неудобно.

− И мне удобно. Продолжаем разговор. Учти, Кристин, я твоего Серафимыча не потерплю. Он в школе, что ли, вместе с тобой?

− Нет! Саша! Я наврала тогда. Долго объяснять.

− Да ладно, мне всё равно, всё равно. Ты – моя девушка, если не возражаешь.

Она молчала.

− Так не возражаешь?

Она молчала.

− Молчание – знак согласия. Согласна?

Она молчала: ведь, молчание – знак согласия.

Они пришли на набережную, гремела отвратительная модная музыка, звук волнами разбегался, забивался во все тёмные закутки корпусов, врезался в лёгкие барашки набегающих волн, пропадал растворялся в море. Они так и стояли в обнимку. Дожидались медляка. Её ноги, сильные, изогнутые в икрах как и у всех пловчих, буквально подкашивались. Он приблизился, обнял её за талию, опутал спину теперь двумя руками. И её горб пропал, она впервые почувствовала себя с необыкновенно прямой, даже перегибистой спиной

− Кристина! – сказал он ей в ухо.

−Что? − Шепнула она ему, тоже в ухо, подумала: говорить в ухо и не видеть лица намного легче, чем говорить просто в лицо.

− Кристина! Извини за повтор. Ты моя девушка навсегда, договорились?

− Договорились.

− Я что-то… нервничаю, − вдруг сказал он.

− А ты не нервничай, − шепнула она. – Ты, пожалуйста, не бросай меня.

− Никогда.

− Ты не можешь этого знать. Вон, Вишневская дружила со мной, а потом перестала.

− Сравнила: Вишневская… − он рассмеялся.

Вторая половина смены пронеслась незаметно. Она чувствовала себя новой, заново рождённой. Нет и не было никаких проблем, не было никаких ортопедических больниц, никаких жёстких кроватей, никаких корсетов, в которых она спала дома вот уже шестнадцать лет, тоже не было. Это всё в прошлом. Это всё – не она!

На лагерных соревнованиях она улучшила свой личник²¹. И стояла на третьей ступени пьедестала. Но это было не главное. Главное было то, что она выполнила норматив кандидата в мастера. Впервые за три года проплыла лучше. Правда, звание ещё надо подтвердить. Но теперь она была уверена, что непременно подтвердит!

Сашок подал ей руку, когда она сходила с пьедестала, обнял её и поцеловал в щёку. При всех!

Когда летели обратно в самолёте, она сидела с Филькиными. Лешок говорил:

− Ну, Сашок, всё. Ты теперь семейный.

И ей было так приятно. Так спокойно. И так хорошо на душе от этих простых даже прямолинейных шуток. Она решила, что когда приедет домой, пошлёт Саше личное сообщение. И напишет, как она его сильно любит.

Болельщик на солнцепёке

Мальчик-толстяк, случайно оказавшись на соревнованиях как зритель, тоскует. Болельщика замечает известный спортсмен. Он говорит толстяку всего несколько слов, но это очень важно для героя рассказа.