Больная

Сердцу стало туго. Маленький пациент отправился скакать по квадратам солнечного света на пёстром полу. По мере того, как Вера приближалась, её улыбка предательски растягивалась в оскал. Посчитавший это знаком дружелюбия, Филипп Филиппович поддержал. Его получилась куда приятнее.

— Чего шатаешься тут? Сон-час.

— Я в тюрьме? — с ходу дерзнула она. Пульс ускорился. — Конвой мне?

Мужчина смутился, вызвав рефлекторный укол вины:

— Нет. Конечно, нет.

Молчание — эффективный способ разговорить. Более того, можно, не произнося ни слова, задать вектор беседы, если правильно направить взгляд. Глаза в глаза, или опустить по линии шеи. Неуверенный поёжится. Вера, напротив, приосанилась, нахохрилась. Мягкая аура, исходящая от Филина, надломилась. Не удержал интереса, на мгновение снял маску дружелюбия.

— Даже хорошо, лично скажу. Приходи ко мне завтра. После обеда до пяти в любое время. Кабинет вот, не заблудишься. Скажи девочкам на посту, они тебя отпустят.

Ландышевый запах чистоты от отутюженного медицинского халата в одночасье признался мерзостно сладким. Как от болота тянет. В носу защипало.

— Это зачем?

— Мы поговорили с твоим лечащим врачом. Тебе будет полезно.

— Что полезно? — всё больше нервничала Вера. — Зачем опять? Что вам всем надо от меня?!

— Вер, ты чего?

Филин положил руку ей на плечо, легонько сдавил. Вопреки разгорающимся эмоциям девочка замерла наподобие игрока в «Море волнуется раз». Хотя, казалось бы, уже проиграла. Уже «зечекал». Наверняка в тот жаркий день, когда подслушивала под окном. И сейчас ей в напарники вызвалось одно лишь бестолковое солнце. Лучи цвета шампань наливали волшебным сиянием русые волосы, зачёсанные в пробор, наполняли искрящейся бирюзой радужку глаз. В одночасье тот, кого Вера опасалась больше всего, облачился ангелом. Ему подобный во сне когда-то спас её. Вырвал из цепких лап «мясников», выдающих себя за врачей. Может, именно он явился ей в том кошмаре?

Баритон усладил слух:

— О чём и толкую. Нарушаешь режим, где-то бродишь, ссоришься с ребятами. Я здесь психологом на полставки работаю.

— Надо же, тут и такое есть?

Улыбнулся глазами. Все страхи забились в угол, задавленные его светлым ликом.

— Психологом, — повторила Вера. Стоило это сделать, и розовые очки разбились стёклами внутрь. Вырвалась. — По-вашему, я сумасшедшая?

Он оглядел её, как оценщик искусства. Плечами пожал.

— Да нет, не похожа.

Вера уже хотела заявить, что, в таком случае, ей пора. Но Филин, очаровательно усмехнувшись, постучал указательным пальцем по виску. Заговорщицки доложил:

— Все болезни отсюда, Вер, — и без предупреждения грохнул дверью кабинета. Довольный шалостью, повернул ключ в замке. — Жду тебя завтра. Не затеряйся нигде. Не вынуждай искать. Я после операции. Мне тяжело подниматься.

Филин направился куда-то, прихрамывая на правую ногу. Вера не стала задаваться вопросами. Подождала, нацепила рюкзак. Один поворот, другой. Охранник на посту читал газету и слушал радио. Беглянка замялась, чем не нарочно привлекла его внимание.

— Мне там к маме выйти. Вещи забрать.

Усатый тип, недовольный тем, что его отвлекли, махнул:

— Ну, так иди. Что от меня надо-то?

Даже несколько оскорбилась. Тут как-никак побег века, а всем всё равно. Охраннику фиолетово, Филин её блужданиями поинтересовался вежливости ради. Внушает сомнения.

— Никаких сомнений, — одёрнула она себя. — Шиш вам, а не Вера!

Воинственный настрой так и не нашёл выхода. Возомнившая себя героиней фильма гордо вышла на крыльцо, гордо спустилась. Воровски заозиралась, мышкой обогнула пышущие цветом клумбы. Мир предавался неге умиротворения. Слаженный, несокрушимый, гранёно-стеклянный беззвучно гудел низким звоном. Точно стройный хор бокалов, на каких играют музыканты, изящно и странно. Один единственный чужеродный элемент разладил консонанс. Рядом с Филиным, безупречным и свежим, Вере собственная одежда, да даже волосы и кожа ощущались какими-то грязными, жёсткими. Теперь же всё вокруг, каждая травинка, каждая пылинка, существовало по своим правильным, нормальным сценариям. Подчинялось единому коллективному разуму. Заимело тысячи, миллионы глазок и смотрело. С презрением смотрело на единственную Вселенскую ошибку. На круглую дуру.

Взвизгнула калитка. Никто не выбежал на звук. Птицы — лесная сигнализация, разве только верещали наперебой, и те далеко-далеко. Вера немного покачалась на воротах, склонила голову. Всё равно вышла. Придётся принимать последствия решения, насколько бы негостеприимным сейчас не казался прежде уютный, загадочный лес. Бескрайний. С волками и бешенными хомяками.

Распутье — муки выбора. Направо — на Москву. С мамой приехала оттуда, туда же укатила Лиз. Вера свернула налево. Главная задача — скорее попасть в какой-нибудь населённый пункт. Если, кто знает, отправятся в погоню, в дикой местности поймают на раз-два. На улицах же можно затеряться, запрыгнуть в автобус или электричку.

«Березняки нам по пути не встретились. Значит, в этой стороне. Больше негде».

Мужественно признав, что сейчас она одна себе опора и поддержка, девочка прикрыла лицо руками.