Болотное гнездо (сборник)

И хотя его назвали табуреткой, Севка был счастлив. Впервые он сыграл за команду, игру не испортил, более того – сделал результативный бросок. Да еще какой! После игры стали определять лучшего игрока. Назвали троих: Трухина, Машу Гладковскую и неожиданно для многих – Севку. Но первый приз – адидасовские кроссовки, как лучшему игроку, вручили Левке. Судьи, а это были физрук и Любовь Ароновна, посоветовавшись, посчитали, что один, даже самый удачный, бросок погоду в игре не сделал. Призом были те самые кроссовки, которые хотели вручить Герасимову на родительском собрании. Но здесь Любовь Ароновна решила следовать правилу, что одним и тем же снарядом два раза по одному месту не стреляют, и с воспитательной целью распорядилась вручить приз Трухину. Тут неожиданно вмешалась Ольга Тарабыкина, предложив всем троим сделать десять бросков и таким образом определить победителя. Ее поддержали другие.

– Все, баскетбол закончен. Переходим к следующему пункту нашей программы, – командным голосом прервала крикунов Любовь Ароновна. – Начинаем конкурс на лучшее исполнение самодеятельных песен. А после – дискотека.

– Я не виноват, масть пошла, – сказал Трухин Севке, проходя мимо с импортной коробкой. – Может, махнем на твои ботинки?

– Что, тебе даже новые кроссовки не жалко?

– Для тебя мне ничего не жалко, – выкатив на него свои большие голубые глаза, сказал Левка. – Могу даже подарить.

– Почему «даже»? – поддел Севка. – Когда не жалко, то дарят. А когда спрашивают, то – торгуются. В конечном счете любая вещь находит своего хозяина. Они, – Севка кивнул на кроссовки, – нашли тебя. А Кузины ботинки – меня.

– Тебе – подали. А я – выиграл. Чувствуешь разницу? – недовольно бросил Трухин.

– Не, я сегодня играл хорошо, – похвалил себя Севка. – Можешь спросить у Гладковской. На уровне сборной.

– Ты, на уровне сборной? Случайно попал и завоображал.

– Говоришь, случайно? Пойдем в зал и бросим на спор из трехочковой зоны по десять раз.

– Ну, если тебе не терпится, хорошо, я тебя умою. Но, учти, тогда – американка, – насмешливо бросил Левка. – Проиграешь, отдашь свои бахилы. Я их сдам в школьный музей.

– Ну а если проиграешь ты?

– Так и быть, отдам эти кроссовки.

– Брось, эту станцию я уже давно проехал, – рассмеялся Севка. – Я же тебе сказал, каждой вещи свой хозяин. Здесь важен принцип. Говорят: нельзя отказывать другим в том, чего не имеешь сам.

– Ты чего-то сегодня, я вижу, разговорился, – оборвал его Трухин. – Сильно пташечка запела, как бы кошечка не съела. Запомни, Герасим, пока мы в школе, ты будешь делать то, чего я захочу.

– Если другого не прикажет Лангай, – прикинувшись ягненком и покачивая головой, в тон ему сказал Севка.

Почему Севка вспомнил Вазу, он и сам не мог бы ответить. Скорее всего, хотел проверить, насколько Левка самостоятелен. И попал в самую точку.

– Послушай, ты, двортерьер или как там тебя, – сузив глаза, зло процедил Трухин. – Не суй свой нос, куда порядочная собака не совала свой. И моли Бога, что мы с тобой в одном классе учимся.

– А что бы тогда? – все тем же дурашливым тоном, не обращая внимания на Левкины оскорбления, спросил Севка.

– Отделал бы, как бог черепаху.

– Понял, шеф, – Севка поднес вытянутую ладонь к виску. – Но ты драться не будешь. Могут вкатить двойку за поведение. Тогда прощай надежда на золотую медаль. Ты, как всегда, эту часть поручишь Батону.

– Дворняга скребет, скребет и, думаю, наскребет, – презрительно прикрыв глаза, буркнул Трухин. – Впрочем, чего взять с дурака?

– От дурака слышу.

Переругиваясь с Левкой, Севка почему-то вспомнил слова Тарабыкина, который, подвыпив, назидательно говорил отцу, что человек берущий теряет больше отдающего и что редко признает за другим то, чего не может сам. Еще он утверждал, что любое желание делает человека зависимым от окружающих. Нет, Александр Борисович умел видеть людей. Сейчас Левка по обыкновению начал хамить ему, но Севка чувствовал, что впервые у него с Трухиным получился если и не равный, но разговор. Доругаться им не дала Катя Кобелева. Она позвала Левку на сцену.

Выступающих с песнями оказалось немного, всего шесть человек. И здесь отличился Трухин. Он исполнил под гитару слегка переделанную песню «Белые розы» из репертуара «Ласкового мая» и имел громкий успех. Девчонки так же, как и на выступлениях знаменитого солиста Юрия Шатунова, начали в такт пританцовывать и хлопать.

Севка видел, что больше всех Трухину аплодировала Катя Кобелева. Севке песня показалась фальшивой. Особенно те переделанные слова, где Левка назло всем обещал жить и любить вечно. Для Севки же это означало вечно терпеть и сносить насмешки своего соперника. Когда Левка закончил свое выступление, ведущая вечер Кобелева спросила, есть ли еще желающие петь. Таких не оказалось. И тогда Севка сказал, что хочет спеть «Марш танкистов». Кобелева удивленно посмотрела на него и оглянулась на классную.

– Так в чем же дело? Пусть поет, мы послушаем, – разрешила Любовь Ароновна. – Только прошу, не надо про бабу Любу.