Болотное гнездо (сборник)

Но тут Тарабыкина попросила Севку сыграть мелодию из кинофильма «Крестный отец». Ее показал Севке Александр Борисович. Ольге нравилось, как Севка исполняет ее. Просьбу Тарабыкиной поддержали другие. Правда, одним непременно хотелось услышать про бабу Любу, другие поддержали Тарабыкину.

– Хорошо, сначала «Крестного отца», – сдался Севка. – Только слов я не знаю.

И Севка начал играть. Мелодия была красивой, спокойной и печальной. После первых звуков в зале наступила полнейшая тишина. Некоторое время Левка Трухин слушал его молча, затем, задрав лицо вверх, начал подпевать:

Зачем Герасим утопил свою Муму,
Никак я этого, ребята, не пойму.
Ведь он любил. И утопил.
А сам потом над бедной крошкой слезы лил.

Ответом ему был жеребячий хохот. Шутка удалась. Но она понравилась не всем, Севка видел, как к нему быстро подошла Маша Гладковская.

– Лева, перестань паясничать, – сказала она. – Что здесь смешного? Может быть, за весь вечер мы слышим единственно хорошую мелодию.

– Единственную? Ну, ты это хватила! – неприятно удивился Трухин. – Ты что, нанялась к Муму в адвокаты? Он же сам сказал, что не знает слов. Вот я ему и подсказываю.

– Маша, не надо, – попросил Севка. – Давайте выпустим альбом. Автор слов про Муму – Лева Трухин. Но там есть и другие слова. Можно, я отвечу?

Закрыв глаза, Севка на секунду замолк и, перебирая струны, дал залу утихнуть, и как только почувствовал, что мелодия вновь захватила всех, в тон Левке запел:

Зачем ты, Лева, воешь на луну?
Ты взял, приятель, вновь неверную струну…

Зал ответил дружным хохотом. Севка видел, что, закрыв лицо руками, больше всех смеялась Любовь Ароновна. И тогда Севка, оборвав грустную мелодию, неожиданно для всех перешел на рок-н-ролл.

А баба, баба Люба – любит танго.
Катя любит джаз,

– подпрыгивая вместе с гитарой, речитативом начал выкрикивать он.

Левка Трухин за сигару дяди Сэма черту душу отдаст.
Лишь только крошка Муму понимает меня,
Потому что любит рок-н-ролл, как и я.

Через секунду весь зал, пританцовывая, подпевал ему «бабу Любу». Так, без всякого перехода, началась дискотека. Когда Севка спустился со сцены, к нему неожиданно подошла Гладковская.

– Пойдем, потанцуем, – предложила она.

– Потанцуем, – согласился Севка.

– А ты бы не мог научить меня играть на гитаре?

– Так есть же курсы гитаристов. Я-то че? Брякаю сам себе.

– А мне понравилось, как ты играешь. И мелодия понравилась. Ты сам ее разучил?

– He-а. Тарабыкин научил. О Левке я на ходу придумал. Пусть не цепляется.

– Я так и поняла. Круто, – сказала Гладковская и тут же перевела разговор на другое. – Скажи, а тебе нравится Поль Мориа, Джо Дассен?

Севка пожал плечами, он впервые слышал эти имена.

– Поль Мориа – композитор, а Джо Дассен – певец, – пришла ему на помощь Гладковская. – Но больше всего я люблю Нино Рота. Ну, это тот композитор, мелодию которого ты играл. Впервые она прозвучала в кинофильме «Крестный отец».

Нет, Севка этого не знал. И фильм не видел.

– Что, ты и книгу не читал? – удивилась Гладковская. – Крутая книга – про сицилийскую мафию. Я могу тебе дать почитать. Ты приходи завтра к нам. Мы на новой мясокомбинатовской площадке играть будем.

Ему было интересно разговаривать с Гладковской. Она совсем не задавалась и разговаривала с ним серьезно и заинтересованно. Но тут неожиданно в светский разговор влезла Кобелева.

– А мне нравится группа «Модерн токинг», – сказала она. – Классно поют.

– Особенно «Катафалк», – в тон ей поддакнул Севка.

Но Катю было трудно провести, своих кумиров она была готова защищать, как самою себя.

– Да, а что? – вскинув свои пушистые ресницы, с вызовом сказала она. – Уж лучше, чем твои танкисты или баба Люба.

– Конечно, куда им до Юры Шатунова и Левы Трухина. Посмотришь, так от их пения девочки готовы описаться.

– Вообще-то хамить, Герасимов, большого ума не надо, – оборвала его Кобелева. – Я ведь не кричу на перекрестках, что ты со своим пением и поведением порою напоминаешь подвыпившего волка из мультика, который из-под стола говорит: «Сейчас запою».

– Спасибо, что напомнила, – сказал Севка. – Ты мне тоже кое-кого напоминаешь.

– Ребята, по-моему, к музыке наш разговор не имеет никакого отношения, – примирительно сказала Маша.

– И я об этом. Не пойму только одного, почему некоторым это приятно слушать, – жестко ответила Кобелева и, резанув Гладковскую глазами, отошла в сторону. К ней подошел Левка, и они стали танцевать.

– Вот так всегда. Мне – можно, им – нельзя, сразу же обижаются. Вернее, мне ничего нельзя, – как бы оправдываясь перед Машей, развел руками Севка. Ему и самому стало неприятно, что он позволил при Маше вылететь нехорошему слову.