Какое-то время Твила предавалась невеселым размышлениям в своем уголке. Где сейчас мастер? И нашел ли деньги, которые она оставила на столе, прежде чем Левкротта ее забрал? Он так торопился, что даже не стал заходить в дом. Лучше всего, если мастер отдаст долг баронессе и уедет… наверное, так и сделает. Значит, уже завтра… Пусть бы завтра никогда не наступило. Твила промокнула глаза рукавом и тут же вскочила, услышав шум в коридоре. Она едва успела натянуть парик, когда дверь распахнулась, и вошел он.
Выглядел Левкротта прекрасно: бодрый, посвежевший, гладко выбритый. Каштановые кудри перехвачены сзади лентой, а темно-красный бархатный камзол прекрасно на нем сидит. Он оглядел ее и широко улыбнулся. Наверное, многие сочли бы ее супруга красивым… Твиле хотелось икать от страха. А потом его взгляд поднялся выше – к ее новым волосам, – и улыбка, хоть и не сошла с губ, стала похожа на что-то другое. Наверное, она все-таки надела парик криво. Глаза снова скользнули вниз, к ее лицу. Он притворил дверь и шагнул к ней:
– Тебе очень идет этот наряд, милая.
Твила вжала голову в плечи.
– Тебе ведь нравится платье?
– Да…
– Не слышу?
– Да, очень, спасибо.
Левкротта поднял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. Его собственные сейчас были мягкими, медовыми – ей ли не знать, как быстро может поменяться их выражение.
– Прости, что пришлось оставить тебя одну. Но я позаботился о твоем досуге, – он кивнул на шкатулку для рукоделия и, заметив, что Твила к ней не прикасалась, нахмурился: – Тебе не понравилось?
– Очень-очень понравилось, но они такие… драгоценные, что боязно трогать.
– Глупенькая, – Левкротта перестал хмуриться и снова улыбнулся, – вещи на то и вещи, чтобы временами ломаться. Но если она тебе не нравится… – и, прежде чем Твила успела что-то сообразить, схватил шкатулку и швырнул в камин. От удара стеклянная крышка раскололась, и содержимое вывалилось в огонь. – Уверен, баронесса ее не хватится.
Он отвернулся и окинул оживленным взглядом обстановку:
– Как тебе эта комната? Правда, красивая?
Твила старалась не вслушиваться в жадное сюрпанье пламени, глодающего лакированное дерево, и в шипение пузырящихся на дровах драгоценных булавок.
– Красивая… – ответила она и, видя вновь намечающуюся между его бровей складку, поспешно добавила: – И уютная.
– Если что-то не так – скажи. Комнат в доме много, можешь выбрать любую. Ее светлость на редкость гостеприимная хозяйка.
– Нет-нет, мне здесь очень нравится. Я хочу остаться в этой.
Левкротта подошел и мягко взял ее лицо в ладони. Перстень больно впился в скулу.
– Слишком-то к ней не привыкай. Мы здесь не навсегда.
– Мы… скоро уедем? – Твила поспешно опустила глаза, боясь того, что он может в них прочесть, и чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Левкротта убрал руки и отошел к окну. Ответил не сразу, но, когда это сделал, голос звучал непринужденно:
– Скоро, милая. Только закончу одно дело.
– Какое? – Твила испуганно вскинула взгляд.
– Не думай о нем, сущий пустяк. Что-то ты совсем бледная… ну, конечно, корсет! С виду эта Ми как мотылек – кажется, ткни и рассыплется, а руки, как у кузнеца.
Он повернул ее спиной, аккуратно расстегнул перламутровые пуговки, спускающиеся до самого пояса, и несколько раз дернул шнур, ослабляя. Его ладонь мягко скользнула под сорочку, легла на метку. Узоры тут же защипало, словно лилия откликалась на прикосновение владельца. Левкротта наклонился к самому ее уху – волоски на шее приподнялись от его теплого дыхания, – и прошептал:
– Так лучше?
– Да…
– Хорошо.
Он так же быстро застегнул все пуговки до самого верха и повернул ее к себе.
Твила собралась с духом.
– Ле… Левкротта, – глаза вспыхнули – ему нравилось, когда она называла его по имени, – почему тебя так долго не было? Я ждала весь день.
Он привычным движением потянулся погладить ее волосы, но в последний момент осекся и отдернул руку.
– Я ездил в деревню.
– В деревню? – Во рту у Твилы пересохло. – Зачем?
– Очень своевременный вопрос. – Он шутливо коснулся кончика ее носа и позвонил в колокольчик. – Хотел порадовать мою девочку.
Серебристое эхо еще не отзвучало, а дверь уже распахнулась, и в комнату вошел один из близнецов – До или Ре, – толкая перед собой столик на колесах. На нем воцарилось огромное блюдо, уставленное пирожными. Нет, не просто пирожными – настоящими городами пирожных. Наверное, кондитерскую после этого налета закрыли. Раньше Твила могла только любоваться на все эти соблазны через витрину. У них с Дитя даже ритуал был: по пятницам, когда завозили новые сладости, они бегали смотреть, как хозяйка, госпожа Шукр, украшает ими витрину. Сейчас же при виде этого великолепия желудок скрутило в узел.