Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Разогнавшись, Бернд летел вдоль по автобану, едва уловимо подруливая, – миллиметровый перебор с отклонением руля от нейтрали на таких скоростях приводит к катастрофе. Каждый дорожный шов отдавался мощной встряской и заставлял машину вибрировать подобно камертону. Чуть ли не каждые пару километров трасса ныряла под мост, и на въезде под свод Бернд всякий раз ощущал мощный удар сжатым воздухом в грудь. А долей секунды позже на вылете из-под моста ему приходилось выправлять увиливающую в сторону машину. Удерживаться близ осевой линии разметки на таких скоростях – все равно что «идти по канату над Ниагарским водопадом» по меткому сравнению одного автора. В какой-то момент ритм сердцебиения у Бернда зашкалил настолько, что перед глазами все поплыло – и он едва не потерял сознание. К финишу заезда рекордист пришел с онемевшими членами и полностью измотанным.

За следующие три дня Бернд побил три абсолютных мировых рекорда и более десяти мировых рекордов для своего класса машин, включая даже стайерские вплоть до рекорда на дистанции в десять миль. И, самое главное, он наконец реализовал свою грандиозную амбицию и разогнался быстрее 400 км/ч на километре. Воистину триумфальным вышло это его выступление.

В среду по завершении последнего заезда Бернд сразу же позвонил в Берлин жене, которая была уже на девятом месяце беременности, чтобы порадовать ее «подарками», как он сам окрестил поставленные им рекорды. А тремя неделями позже Элли ответила подарком, преподнеся мужу первенца – Бернда Роземайера-младшего.[606]

Об оглушительном успехе «Недели рекордов Рейха» 1937 года тут же раструбила по всему миру геббельсовская пропаганда. «Мы еще раз доказали, – заявлялось в одной передовице, – до какой степени великолепно справляются со своим делом наши гонщики, наши инженеры и наши рабочие, чьими руками построены эти машины». Другой заголовок без ложной скромности констатировал: «Четыре года в международных автогонках. Четыре года побед Германии».[607]

Ни Руди, ни Mercedes просто так этого оставить не могли – и откладывать акт возмездия и возвращения себе рекордов на целый год не собирались, а потому Киссель и Верлин сразу же принялись давить на Хюнлайна, требуя от него санкционировать им внеочередную попытку установления рекордов уже́ перед открытием следующего Берлинского автосалона.

И эта их нетерпеливость в конечном итоге окажется роковой для одного из величайших немецких автогонщиков всех времен… И сбудется мрачное предостережение, некогда произнесенное Берндом и адресованное лично Руди после одной особо накаленной дуэли между ними на трассе: «Нельзя нам так дальше… Один из нас убьется…»[608]

Через три дня по завершении сбора Берндом Роземайером урожая рекордов скорости с франкфуртского автобана Рене Дрейфус вышел на трассу собственного пробега по обсаженным нежно шелестящими дубами аллеям Булонского леса, яростно налегая на педали и в сопровождении эскорта из еще трех мушкетеров из французской гонщицкой элиты, включая Широна, верхом на велосипедах. Они теперь регулярно проводили здесь такие тренировки как для поддержания в тонусе мышц ног и рук, так и для оттачивания присущего настоящим французским борзым инстинкта рывка за преследуемыми. Тем более что гонялись они друг за другом не где-то, а прямо по трассе ипподрома Лоншан, а потому и в седлах велосипедов вполне ощущали себя верхом на ретивых скакунах. Иногда компанию им на этой утренней велопробежке составляли и вечные соперники из Bugatti во главе с Вимиллем, также повадившиеся тренироваться в этом парке.

В тот день все сливки как раз оказались в сборе, и по завершении очередного круга Рене со товарищи, едва отдышавшись, дружно ужаснулись запредельной недосягаемости достижений Роземайера.[609]

Еще через пару недель последовал новый шок: британец Джордж Эйстон на шестиколесном чудище под названием Tunderbolt[610] с двумя самолетными турбинными двигателями Rolls-Royce разогнался по глади солончака Бонневилль до немыслимых 502 км/ч! Однако Рене с товарищами по велосипедным пробежкам сошлись во мнении, что это вовсе не достижение по сравнению с воистину эпохальными во всех отношениях результатами Роземайера. Пусть его зализанный серебристый P-Wagen и выглядит как иллюстрация с обложки научно-фантастического романа, но это все же-таки реальный четырехколесный автомобиль для езды по асфальтобетонному дорожному покрытию. И еще Рене отчетливо осознал тогда, с чем ему самому скоро предстоит тягаться, втиснувшись в кокпит своей Delahaye 145, – с этими вот новейшими инженерными разработками Auto Union и Mercedes.[611]

Но окончательно это дошло до него лишь 29 ноября среди людской суматохи вокзала Сен-Лазар, где они с Жаном Франсуа встречали с поезда Шеллов, вернувшихся из Нью-Йорка, куда те уплыли сразу по завоевании «Миллиона франков», чтобы «проветриться», а заодно и перетолковать с устроителями Кубка Вандербильта.

– Дело сделано, – с ходу объявила Люси. – Écurie Bleue заявлена. Поедем состязаться на автодром Рузвельта.