Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Другим событием, ставшим для Люси, по сути, точкой сборки в ощущении себя призванной к выполнению миссии возрождения гоночного спорта Франции, стала оккупация нацистской Германией демилитаризованной Рейнской области в марте 1936 года. Наряду с публичным объявлением курса на ремилитаризацию и перевооружение, это означало фактический разрыв Гитлером Версальского мирного договора – причем разрыв в мелкие клочья. Это было уже балансирование на самой грани открытой войны в исполнении Гитлера, однако правительство Франции, приведенное к тому времени в состояние недееспособности стихийными бунтами, трещащим по швам бюджетом и рассыпающейся экономикой, предпочло вовсе ничего не предпринимать. Из посольства США в Париже в Вашингтон тогда ушла депеша следующего содержания: «Франция хочет мира, боится вой ны и не скрывает этого страха, а потому вынуждена будет мириться с последствиями [оккупации Рейнланда]».[351] Берлинский корреспондент ряда американских изданий Уильям Ширер написал тогда в своем дневнике: «Гитлеру это сошло с рук! Франция не выступила [вой ной]. Так что, нечего удивляться самодовольным улыбкам на лицах Гитлера и Геринга, Бломберга и Фрицше[352] этим вечером в королевской ложе Государственного оперного театра».[353]

Из собственного опыта медсестринской службы в годы Первой мировой Люси вынесла вполне наглядное представление о том, насколько разрушительными последствиями для Европы чревато столь стремительное и кичливое возрождение германской военной машины. Ведь ей довелось выхаживать массу раненых и изувеченных на полях сражений с нею французских солдат. Люси и так не особо любила Германию, а тут еще и в автогонках «серебряные стрелы» лишали изящные французские авто всяких шансов на победу, а нацистская пропаганда по этому случаю била во все барабаны и трубила во все трубы о превосходстве немецкой расы, германской техники и нацистского режима.

Сложив в уме вероятные последствия введения объявленной новой гоночной формулы и оккупации Рейнланда, Люси и приняла окончательное и бесповоротное решение. Пришло время завершить собственную гоночную карьеру и всецело сосредоточиться на управлении своей командой. На тот момент ее Blue Buzz была весьма скромной конюшней, ограничивавшейся выступлениями в шоссейных гонках и ралли, но начинать и нужно с малого, а возглавлять команду ей более чем понравилось, да и результатами Люси была довольна. Теперь же, решила она, пришло время для дерзкого рывка на высший уровень – в Гран-при, – и непременно победного. Она станет там первой в истории женщиной во главе команды, и уже́ одно это окупит любые ее усилия. Но, что еще важнее, она, была твердо намерена «постоять за престиж Франции», как она позже заявила в интервью Paris Soir, и показать нацистам, что дни их безраздельного господства в автоспорте сочтены. В конце концов, если не она, то кто за это возьмется?[354]

Куда с этой идеей идти, Люси теперь знала прекрасно, – и проследовала прямиком по натоптанной дорожке на улицу Банкирскую, к мсье Шарлю.

– С чем теперь пожаловали, мадам Шелл? – прямо поинтересовался Вайффенбах. – Две ваши следующие машины практически готовы; скоро мы с вами все соберемся на Монлери продемонстрировать их публике… Что еще может для вас сделать Delahaye?

– Простейшую вещь, мсье Шарль! – ответила Люси. – Постройте-ка для меня 4,5-литровую гоночную машину формулы-1937. Я тут решила заявить команду в Гран-при.

Вайффенбах застыл в безмолвии.

Тогда Люси терпеливо объяснила ему, что даже имя для новой команды уже придумала – Écurie Bleue[355] – в честь традиционного цвета Франции, восходящего к ранним дням монархии.

– Это будут целиком мои машины, – продолжила Люси. – То есть, я беру все финансирование проекта на себя – от и до: проектирование, постройку, тестирование и доводку, ну и, конечно, сами гонки. Я же вам предлагаю возможность, какой, я уверена, нет и не может быть ни у одной другой фирмы Франции. Ну и что вы на это скажете?[356]

Красиво и складно