Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Первое место в итоге занял Вимилль на Bugatti, второе Мишель Пари на Delahaye. Гонщики же Talbot-Lago финишировали восьмым, девятым и десятым. Лаго, однако, и от этого результата пришел в полный восторг. Ведь капитан его команды снова оказался быстрее всех на круге, доказав, что T150 обладает непревзойденными скоростными характеристиками. У Рене на этот счет имелось иное мнение. Ему хотелось побед в гонках – и не таких вот суррогатных, а настоящих Гран-при.[378]

На гонке Марне 5 июля Рене снова лидировал, а ближе к середине дистанции на двадцать третьем круге в третий раз за три гонки поставил рекорд круга для трассы Реймс-Г у протяженностью 7,8 км. Лаго на бровке принялся уже было праздновать долгожданную первую победу своей команды. Однако двумя кругами позже Рене вместо заезда на пит-стоп для дозаправки остановился на обочине со сломанным коленвалом, и победа снова досталась «танкисту» Вимиллю.

Заводская же команда Delahaye в той гонке понесла тяжелые потери. На тридцать первом круге ее лидер Мишель Пари, вылетев с трассы в одном из поворотов, сломал позвоночник. Спасти его жизнь врачи сумели, поставить на ноги – увы, нет, и карьера его завершилась пересадкой в инвалидное кресло. А еще через несколько кругов улетел в кювет и его партнер Альбер Перро. Его Delahaye 135 также разбилась всмятку, но сам он отделался сотрясением мозга и ушибами. Команда едва не лишилась обоих гонщиков.[379]

На банкете после гонки Рене поинтересовался у Вимилля, планирует ли команда Bugatti участвовать в Гран-при Комменжа в начале августа. Он надеялся, что к тому времени с техническими проблемами Talbot удастся разобраться. «Ну а как же, конечно, – ответил самоуверенный, как петух, соперник. – Обязательно там будем. Нужно же посмотреть, на каком круге ты там снова сойдешь!»[380]

С тех самых пор, как им довелось побывать соседями по больничной палате после того, как оба пострадали именно там, в Комменже, в 1932 году, Рене недолюбливал этого долговязого угрюмого типа, отчасти, вероятно, из-за того, что тогда у них было предостаточно времени для разговоров о будущих планах. Рене ни о чем не думал, кроме как о скорейшем возвращении в гонки. А Вимилль, как выяснилось, мечтал о карьере политика. Когда же Рене спросил его, какую платформу он будет представлять и кто будет за него голосовать, Вимилль ответил по-простому: «Женщины будут».[381] Этот смурной тип был искренне убежден в собственной привлекательности и неотразимости. Будучи сыном высокооплачиваемого французского журналиста, освещавшего европейские автогонки на страницах New York Herald Tribune, Вимилль попал в автоспорт безо всяких усилий. Смирение и скромность поэтому были для него абстрактными и чуждыми понятиями.[382]

И вот 9 августа они снова сошлись в Комменже. На одиннадцатом круге Рене как раз нацелился обойти Bugatti этого самодовольного типа и выйти в лидеры, и тут вдруг у него рассыпалась левая передняя ступица, оторвалось колесо, и его Talbot юзом вынесло через дорогу и газон – и впечатало в стену дома. Рене живо выскочил из кокпита – целый и невредимый, но сильно ошеломленный случившимся. Многолетний опыт давно отучил его видеть в кажущихся случайностях знаки судьбы, однако тут он четко осознал, что с командой Talbot-Lago ему пора расстаться, чтобы поискать удачи где-нибудь еще, и поскорее забыть об этой аварии.

Сезон Рене завершил без единой победы и буквально в ярости из-за, по сути, отлучения от участия в Гран-при. Будь он официально членом основного состава Scuderia Ferrari[383], съездил бы под занавес сезона в Нью-Йорк поучаствовать в гонке за возрожденный Кубок Вандербильта. А вместо этого так и застрял в Париже, потрясаемом стачками и беспокойно озирающемся в сторону Германии. И таки да, Рене, как и всякому французу в те дни, было боязно за будущее – как собственное, так и своей страны.[384]

Пока Рене состязался за Talbot в междусобойчике трех французских производителей спортивных машин, серия Гран-при практически свелась к соревнованию между двумя немецкими автоконцернами[385]. 10 мая 1936 года Руди Караччола пришел к финишу Гран-при Триполи всего лишь четвертым. В первой гонке сезона – в Монако – он победил, но тут, на сверхскоростной трассе вокруг лимана Меллаха, проложенной по солончакам и пустующим до поры до времени взлетно-посадочным полосам, ему за Гансом Штуком было никак не угнаться. Один лишь Акилле Варци из той же команды Auto Union мог с ним соперничать. Их новые P-Wagen с шестилитровыми двигателями и усовершенствованным рулевым управлением были неукротимыми.[386]

В высокой правительственной ложе вместе с генерал-губернатором Итало Бальбо восседали прибывшие на гонку по его приглашению высшие чины НСДАП из числа особо приближенных к Гитлеру – Филипп Боулер и Мартин Борман, – и сам факт их присутствия служил лучшим свидетельством нерушимости германско-итальянской оси, окончательно выковавшейся после вторжения Муссолини в Абиссинию.