Большая грудь, широкий зад

В последующие полторы недели Сыма Лян ежедневно снимал от трех до двадцати одной женщины, оголявших грудь, чтобы я мог их осмотреть. Далань, вообще-то, городок небольшой, и дамы такого рода занятий тоже наперечет. Поэтому в последние несколько дней заявлялись те, что уже были, только с другими прическами и в другом наряде. Сыма Ляна они надуть могли, но уж никак не Цзиньтуна, у которого по грудям уже целый реестр заведен. Но выводить их на чистую воду не хотелось, и так им непросто живется, все хлебнули лиха. К тому же мудрец сказал: «Повторяя старое, познаёшь новое»206. Повторение – мать учения. Пить каждый день определенный сорт чая – наслаждение, но, если постоянно пить один и тот же сорт, это легко может перерасти в зависимость.

К последнему дню руки совсем обессилели, а пальцы натер до кровавых пузырей. Все это многообразие грудей я разделил на семь больших категорий, как расставляют в аптеке снадобья традиционной медицины. Каждая большая категория подразделялась на девять помельче, а остальное я классифицировал как особую статью. Такие, как Одногрудая Цзинь, например. Или, как я обнаружил тогда, набитые какой-то химией. Твердые, как застывший гипс, абсолютно безжизненные. Страшное дело! Сразу вспомнилась стальная грудь Лун Цинпин. Только даже ей до такого далеко. У той хоть кожа была, пусть и железная. А эта что: с виду хоть куда, а дотронешься – ужас! Твердая-претвердая, аж звенит. «Осторожно – стекло», «Не кантовать», «Боится сырости», «Беречь от огня». Она сконфузилась и, казалось, вот-вот разрыдается. Я не стал ничего говорить. Сдерживая отвращение к этой ненастоящей груди, я, как обычно, пощупал ее, прильнул губами. Я спасал ее репутацию среди товарок и понял, что она мне признательна. Ладно, какие тут церемонии, люди не забывают, когда их выручают, а что самому пришлось чуть пострадать, так это ерунда. Творишь добро – не жди воздаяния, на Небесах все известно.

– Ну как, дядюшка, – смеялся Сыма Лян, – почти прошла твоя одержимость? В Далане мы это добро вроде всё выбрали. А не прошла – давай в Париж смотаемся, наведу тебе тамошних грудастеньких, порезвишься.

– Хватит, хватит. Такое и во сне не приснится, а тут наяву. Все ладони в волдырях. И губы не шевелятся.

– Я же говорил, никакая это не болезнь, – усмехнулся он, – а лишь мучительная, нормальная физиологическая потребность, которую долгое время не удавалось утолить. Думаю, дядюшка, теперь ты баб насмотрелся, и это уже не будет доставлять тебе столько беспокойства, верно? Эти бабские штуковины, с одной стороны, вроде бы устроены достаточно сложно, а с другой – всё проще простого. Ну, как улей у пчел, приспособление для производства молока. Когда они выпростаны наружу, ничего красивого в них и нет. Верно, дядюшка? Ты ведь у нас специалист, а я профан, – как говорится, машу топором у ворот Баня207.

– Ты тоже специалист.

– Мой конек не груди щупать, – без тени смущения заявил он. – У меня хорошо получается женщин оприходовать. Те, кто прошел через мою постель, век меня помнить будут. Так что если рай существует, я после смерти наверняка буду там самым почетным гостем. Сам посуди: я доставляю женщине самое утонченное, самое высокое физическое наслаждение и к тому же плачу баснословные деньги. Как ты считаешь, разве я не самая добродетельная персона в истории человечества?

Тут в спальню к нему вошли, как говорится, в легкой повозке по знакомой дорожке две изящные девицы.

– Обожди чуток, дядюшка, – подмигнул он. – Вот закончу с добрыми деяниями, нужно еще поговорить с тобой кое о чем важном.

Через несколько минут обе девицы уже кричали, ничуть не сдерживаясь.

Глава 52

Родила меня мать родная, а понимает Сыма Лян. С головой, переполненной исключительными, ни с чем не сравнимыми сведениями о груди, Цзиньтун начал воспринимать мир по-другому, тоньше реагировать, избавился от тревог, кожа стала не такая сухая, он будто разом помолодел на несколько десятков лет.

– Ну что, дядюшка? – улыбнулся Сыма Лян, сидя на широком диване из натуральной кожи и попыхивая сигарой с филиппинского острова Лусон. – Как себя чувствуешь?

– Чувствую великолепно, как никогда, – с глубокой благодарностью ответил я.

– Хочу, дядюшка, довести начатое до конца. Ступай переоденься, покажу тебе кое-что.

Супердлинный роскошный «кадиллак» доставил нас с Сыма Ляном в оживленный торговый район Даланя. Лимузин остановился перед новым, еще не открывшимся салоном дамского белья. Толпа зевак окружила похожий на драконовую лодку208 лимузин, а Сыма Лян подвел меня к салону. Через огромные стеклянные витрины от пола до потолка, заполненные манекенами, просматривался каждый уголок в торговом зале. Над входом – вывеска витиеватой каллиграфией: «Салон бюстгальтеров “Красота”» и еще: «Великолепные изделия, лучшие в мире. Здесь и мода, а еще больше – искусство».

– Ну как тебе, дядюшка?

Пытаясь догадаться, что имеется в виду, и не скрывая душевного волнения, я бухнул:

– Замечательно!

– Ну, теперь ты хозяин этого салона.

Я это предчувствовал, но все же он застал меня врасплох: