Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Между тем встреча Кларендона и Горчакова в начале сентября 1869 г. на одном из германских курортов была призвана активизировать возникший диалог. Коснувшись вопроса о Центральной Азии, британский министр высказал идею о превращении этого региона в некое подобие Бельгии через распространение действия международного права на ханства. Как сообщал Горчаков в Петербург, Кларендон обосновал свое предложение следующим аргументом: «Мы (британцы. — Е.С.) не испытываем тревоги относительно планов Вашего правительства в Центральной Азии, однако мы опасаемся того, что амбиции второстепенных администраторов на местах могут быть воплощены в жизнь…», поскольку «они не обращают особого внимания на указания центральных властей»[443].

Очевидно, либеральный Кабинет демонстрировал тем самым глубокую озабоченность по поводу серьезных разногласий, которые могли возникнуть в двухсторонних отношениях из–3а неконтролируемой активности российских и британских официальных представителей в странах Востока. Кроме того, ряд членов индийского правительства, за спиной которых стояли группы торгово-промышленных лоббистов, также оказывали влияние на диалог по ситуации в пограничном пространстве Центральной Азии[444]. Неудивительно, что в беседе с Горчаковым посол Бьюкенен признал: «Такой могущественный сосед как Россия может заставить индийское правительство уделить гораздо больше внимания военным установлениям на северо–3ападной границе, чем требовалось до настоящего времени, и если бы они (русские. — Е.С.) убедились, сколь многие люди в Англии заинтересованы в финансовом процветании Индии, то он (Горчаков. — Е.С.) понял бы, насколько чувствительным может стать общественное мнение в отношении событий, которые способны поставить под угрозу это процветание, и на какой ранней стадии правительству необходимо будет вынуждено принимать во внимание эти настроения»[445].

С другой стороны, те англофобы среди военно-политической элиты России, которые выступали против любой идеи превращения Афганистана в буферное государство по британскому сценарию, все же не оставляли попыток остановить сближение двух держав. Типичной в этом плане представляется записка полковника П.И. Кутайсова, военно-морского агента в Лондоне, которая свидетельствовала о том, что надежды на реванш после крымской катастрофы не оставляли элитное российское офицерство. По его мнению: «Англия с замечательным постоянством является помехой во всем, что касается России, и очень хорошо известно, что у России нет злейшего врага, чем Англия, всегда, везде и неизменно преследующая во всех своих политических действиях лишь одни личные интересы и коварные цели, и при этом не стесняя себя никоими нравственными и человеческими началами, и никакими правилами справедливости, добросовестности и законности права… Несокрушимое могущество Англии только кажущееся, и на случай войны с нею только от энергии русского правительства будет зависеть доказать эту истину и отбить у нее охоту постоянно и дерзко вмешиваться в наши дела и на каждом шагу оскорблять самолюбие величайшего государства на земном шаре»[446].

Далее автор записки приводил аргументы в пользу внутренней слабости Соединенного Королевства, мнимое величие которого, с его точки зрения, определялось двумя факторами: превосходством на морях и господством над Индией. Для того чтобы сокрушить Великобританию, полагал Кутайсов, требовалось провести внезапную атаку на метрополию, а также организовать постоянное крейсирование военных кораблей на коммуникациях в Атлантическом, Тихом и Индийском океанах. Он даже предлагал реанимировать средневековое каперство, которое, с его точки зрения, могло дезорганизовать британскую торговлю и положить конец обогащению Англии за счет заморских владений. Интересно, что идеи Кутайсова нашли отклик среди российских морских стратегов, которые, как будет показано в следующих главах, приступили к разработке плана крейсерской войны на океанских торговых путях. Более того, под впечатлением этих проектов, Александр II в 1872 г. отдал приказ о переводе штаба морских сил России на Тихом океане из Николаевска, закрытого льдами и туманами в течение шести месяцев, в более свободную ото льда гавань Владивостока[447].