Читаем Большая книга приключений кота Тихона полностью

Но что теперь делать, Тихон не понимал. Ему казалось, будто он оглох и ослеп. Хотелось только одного – оказаться подальше от музея, от своего дома, который перестал быть его защитой. Даже директор оказался предателем – впустил в здание людей в защитных костюмах и отправил котят в приюты.



Тихон бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги. Лишь бы подальше. Желал забыть о том, что произошло. Начать всё сначала. Он бежал, не останавливаясь, и не помнил, как добрался до вокзала. Не помнил, как впрыгнул в вагон электрички и забился под сиденье. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Он свернулся клубком и пытался успокоиться – мама будет жить у смотрительницы. Полковник Гранд наверняка ушёл вместе с дворовыми котами, уж Старик Кусто об этом точно позаботился. В подвале был чёрный ход, о котором не знали люди. Значит, они успели сбежать и тоже в безопасности. За маленьких котят можно не волноваться – их точно разберут. А он? Что теперь будет делать он? Как жить? Ведь Котовский прав – Тихон кроме музейных стен и окрестных дворов в жизни ничего не видел. Он умеет только защищать картины и больше ничего. И главное, как он сможет жить один?

Наконец Тихон очнулся, выполз из-под скамейки, пробрался в тамбур электрички и, как только поезд замедлил ход, спрыгнул.

Что говорил полковник Гранд? Когда не знаешь, что делать, доверься кошачьему инстинкту. Пусть лапы сами ведут тебя. Не думай, не анализируй. Просто слушай своё сердце. Тихон так и делал. Именно инстинкт вёл его подальше от музея, этот же инстинкт привёл его на вокзал. Лапы сами вспрыгнули на подножку электрички. А сейчас неведомая сила заставила выскочить из вагона.

Тихон оказался на маленькой заброшенной станции – там даже людей не было. Никто не выходил из поезда, никто не садился. Он огляделся и пошёл туда, куда вели лапы. Он шёл, глядя по сторонам, и понимал: ему нравится то, что он видит. Маленькая речушка с деревянным мостом. Поле с ромашками. Тишина, но не зловещая, а спокойная. Отличное место, чтобы перевести дух и подумать о будущем. Наконец, он увидел перед собой несколько деревенских домов. Узнал их по картинам – художники часто рисовали похожие или именно такие.

Тихон осмотрелся – дома стояли заброшенные, от людей не осталось даже запахов. На дверях висели замки. Тихон решил устроиться в доме на пригорке – оттуда открывался идеальный обзор. Видно, кто идёт по тропинке. Он пробрался через заднее крыльцо и устроился в углу большой комнаты. И почти сразу же уснул без задних лап. Люди говорят – «уснул без задних ног», а коты – «без задних лап».




Директор музея сидел за своим столом перед грудой бумаг, к которой даже не прикасался. Он слышал шаги и голоса. Но это были другие шаги и другие голоса – не посетителей. В музее проводили дезинфекцию. Повсюду стоял едкий запах. Но директора волновал не запах, а то, что музей будто перестал дышать. От него остались только стены. Ни людей, ни котов, ни смотрительниц, никого. Остался только он – директор.

– Мы закончили, – в кабинет вошёл мужчина в защитном костюме.

– Хорошо.

Директору было невыносимо жаль котов. И мышей ему было жаль. Ну, ладно мыши, коты-то чем помешали? Они ведь были символом музея. Директор тяжело вздохнул. Он ведь всех котов узнавал, знал по именам, они на его глазах выросли. Директор опять вздохнул и отвёл глаза от бумаг. И в этот момент он увидел в углу мышь. Та спокойно сидела и смотрела на директора очень умными глазами, даже, как показалось ему, какими-то грустными.

– Ты чего там? И как же ты? Они же отраву повсюду разбросали… – удивился директор. – Иди сюда, здесь форточка, свежий воздух, у меня вот сыр остался.

Директор положил на стол кусочек сыра. Мышь подошла, вскочила на стол и начала аккуратно есть.

– Вот такие дела, друг-товарищ, – опять вздохнул директор, – одни мы с тобой остались. Совсем одни. Ты ешь-ешь, не бойся. Как мы теперь? Хорошо хоть Наталья Николаевна кошку свою любимую, Мону, отстояла, не отдала.

На этих словах мышь пискнула.

– Ты что? Знаешь Мону? – удивился директор. – Да, красавица, умница, а не кошка.

Мышь опять пискнула.



– А вот мой любимец Тихон пропал. Сбежал. Я бы его не оставил в приюте, забрал бы домой. Но он пропал. Лишь бы с ним всё хорошо было. Волнуюсь я за него. Кот хоть и умный, но молодой и горячий. Мы уже и объявления развесили, что кот потерялся. Говорят, его на вокзале видели в последний раз. Значит, уехал.

Мышь пискнула.

– Ты и его знаешь? – удивился директор и потёр виски. – Всё, я сошёл с ума, разговариваю с мышью. Умом тронулся совсем. Но мне кажется, что ты меня понимаешь. Так ты меня что, понимаешь? Нет, быть такого не может. Пора мне на пенсию. Ещё от этой отравы голова раскалывается. Ничего не соображаю. Или ты меня действительно понимаешь?

Мышь пискнула.

– Лет тебе много. Как и мне. Седая у тебя шкурка совсем. Как ты в этой свистопляске только уцелел? А ты, кстати, мужского пола?

Мышь пискнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира