Большая книга приключений кота Тихона

Ежедневная утренняя зарядка, долгие прогулки по парку пошли на пользу пожилому директору. С каждым днём он уходил всё дальше, не чувствуя усталости, поднимался по крутой лестнице или взбирался по тропинке между деревьями. Однажды утром Захар Антонович увидел женщину с лыжными палками, которая быстро шла по дорожке впереди него. Пожилой директор хмыкнул – новомодная «скандинавская ходьба». Он по старинке предпочитал быструю ходьбу без всяких палок. Пожилой директор хотел обойти женщину на дорожке, но та шла всё быстрее. Он тоже ускорил шаг, но женщина не позволяла себя догнать. Захар Антонович разозлился и свернул вглубь парка, решив, что на сегодня ему хватит физической нагрузки.

Захар Антонович решил выходить на утренние прогулки-пробежки как можно раньше. Чтобы не сталкиваться с другими спортсменами-любителями, чтобы иметь возможность подумать в одиночестве. В парке появилась площадка с тренажёрами, и директор, всегда обходивший её стороной, вдруг зашёл сюда и попытался подтянуться на перекладине, покачать пресс и сделать упражнения на неизвестных ему приспособлениях.

– Вы не так всё делаете, – услышал он голос, когда пытался понять, как работает тренажёр. – Вот сюда ставите ноги, а сюда – руки.

Над ним стояла та самая женщина с лыжными палками.

– Спасибо, – ответил Захар Антонович.

– Не за что, – улыбнулась она.

– А вот это для чего? – Захар Антонович показал на другой тренажёр.

– Сама не знаю, – рассмеялась женщина.

Они встречались каждый день на пробежке. Не специально. Но будто какая-то сила подбрасывала пожилого директора с кровати и заставляла идти в парк. Он встречал ту женщину почти каждый день, но не находил в себе смелости с ней познакомиться. Они шли рядом, она всегда немного впереди. Потом занимались на тренажёрах.

– Спасибо за компанию, – всегда благодарила женщина.

– И вам… – едва успевал ответить Захар Антонович.

Иногда, увлёкшись тренировкой, он забывал проверить кормушки и подсыпать в них свежие орешки и семечки. Про самую дальнюю кормушку, которую пожилой директор повесил на старую японскую яблоню, славившуюся прекрасными цветением, тоже забыл. Про это дерево, уникальное в своём роде, мало кто знал. Никто не решался зайти в ту часть парка – крутой обрыв, а потом вдруг прекрасный оазис, поляна. С дороги разглядеть поляну было невозможно. О ней знали только местные жители. Те, кто катался по этому парку сначала в колясках, потом на трёхколёсных велосипедах. Сейчас им было… Сколько? Так же много лет, что и Захару Антоновичу. Да и они уже были не в силах проверить – существует ли поляна до сих пор? Слишком крутой обрыв, слишком тяжёлый подъём. Может, ту яблоню давно вырубили, а поляну разворотили велосипедисты, любившие прыгать по склонам? А может, на поляне построили ресторан или кафе, вырубив уникальные деревья? Когда Захар Антонович увидел женщину с лыжными палками на той поляне, он замер. А потом услышал, как она разговаривает с птицами и белками, досыпает орешки в кормушку. Он так и не смог подойти к ней, испугавшись, как мальчишка…

Каково же было его удивление, когда на следующий день на подоконнике появились почтовые голуби. Они курлыкали и стучали клювами в окно. Пожилой директор подбежал в тот момент, когда его сын пытался согнать их. Но голуби улетали и возвращались снова.

– Отойди, – велел Захар Антонович.

– Весь подоконник в птичьем помёте! – воскликнул Антон.

– Отойди немедленно, – строго повторил ему отец.

Он распахнул раму – голуби влетели в квартиру и забросали Захара Антоновича посланиями. Один из них сел на пульт телевизора. Тогда пожилой директор узнал новости. Всё, что сообщали в репортажах люди, подтверждалось сообщениями от зверей. Слоны, собаки, птицы, тигры, судя по датам посланий, давно жаловались на то, что Антон Захарович кормит их просроченными продуктами, экономит на электричестве, из-за чего звери мёрзнут и подолгу болеют. Антон Захарович не вызывал врачей, не лечил зверей.

Номер, который исполнила Нора, её интервью, как и интервью Марыси и других зверей, пожилой директор пересмотрел много раз.

– Как ты мог? Они же живые! Они нас так любили, даже тебя, – вытирая слёзы старым носовым платком, в который когда-то заворачивал новорождённых котят, птенцов и щенят, сказал сыну Захар Антонович. – Как ты мог предать наш театр? Наше дело? Неужели ты вырос настолько жестоким?

– Звери умеют только есть и гадить! – закричал, не сдержавшись, Антон. – А ты – просто выживший из ума старик, раз думаешь по-другому. И я это докажу. Отправлю тебя в сумасшедший дом, где тебе самое место, продам театр, и пусть все звери поскорее сдохнут. Ненавижу птиц, ненавижу зверей!

– Антоша, одумайся… – Захар Антонович беззвучно плакал.

– Выбирай: или я, твой единственный сын, или эти вонючие твари! – воскликнул тот.

– Мне даже выбирать не придётся. Ты ведёшь себя хуже животного, – ответил пожилой директор.