Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

– У меня в номере нет никого (– Откуда ты знаешь, идиот? Может быть, Ромка в номере? – Нет его там. Они с пацанами сейчас наверняка в карты у Полянского с Пашкой играют. – А если нет? –Тогда попрошу его выйти потихоньку!). Пошли, я тебе покажу, как классно видно из моего окна улицу? (Идиот, причем тут улица? –А что я ей скажу?). А то в коридоре неудобно разговаривать. Телевизор этот еще орет на весь этаж (да тут его почти не слышно, что ты несешь? – Заткнись!) – и, повинуясь какому-то сверхъестественному наитию, Яс взял ее ладошку в свою. А она – о, Боже! – не одернула!

– Хорошо, пошли, – почему-то немного грустно сказала она ему.

Номер Яса был этажом ниже, и они все шли сначала по коридору, потом по лестнице, потом опять по коридору, и все это время Кайре не пыталась высвободить свою руку из его. Первый раз Яс так держал за руку девочку. Хотелось, не выпуская ее, лететь с ней вместе, как в том сне про голубые купола и дворцы.

Он открыл дверь своего номера довольно быстро. Мелкая дрожь в руках почти не помешала. В номере было темно, но из-за уличных фонарей за окном тьма не была кромешной. Теперь самое главное, чтобы она не попросила включить свет!

– Садись вот сюда, – хриплым, внезапно севшим голосом сказал Яс. Самый главный его предатель – это не глаза и не руки, а голос. – Смотри, как за окном красиво, вся улица видна, а снег еще сильнее пошел. Давай не будем включать свет? Так лучше видно, как крутятся снежинки в свете фонарей. Если ты не против?

Руки ее он так и не отпускал, но теперь она сама деликатно высвободила ее, усаживаясь поудобнее рядом с ним на кровать. Ну и ладно. За роскошь сидеть с ней на кровати в темноте можно было пожертвовать даже ее нежной ладонью.

– Не против, – сказала она. – И правда, очень красиво за окном, такой густой снег. Как на Йоулуд… эээ… на Рождество. Кайре рассмеялась своим звонким смехом и коротко вздохнула. От близости ее хрупкого тела дыхание Яса уже окончательно сбилось, но ему было все равно. Пусть знает. Он продолжил диалог – уж лучше его дрожащий голос, чем бессловесное дыхание раненого партизана.

– Что у вас там самое красивое есть, в Эстонии?

– Все красивое, – она опять рассмеялась, но в этот раз тихо, не разбивая своими колокольчиками слепую тишину номера. – Лес, море. Реки с озерами.

И неожиданно выпалила:

– Поэтому мы против того, чтобы они там добывали фосфориты. – Кайре произнесла это слово с обычным своим акцентом «фосфоррытты». – Ты слышал эту историю?

«Смешная», – подумал Яс. – Это то же самое, что спросить ее, слышала ли она про новый автобусный маршрут в Алма-Ате. Неужели она и вправду думает, что казахстанскому восьмикласснику может быть хоть что-нибудь известно не то, что об этих ее фосфоритах, а вообще о жизни в их городке? О котором он до сих пор не знает ничего, даже его названия.

– А тебе что известно о Казахстане? – в свою очередь спросил он.

– О, немного. Туда во время войны ссылали много эстонцев, и еще там есть Байконур, с которого запускают космонавтов. И еще… – колокольчики ее смеха вновь распороли тишину – я поняла, ты, конечно, ничего не слышал про нашу историю с фосфоррыттами! Я тебе расскажу.

Кайре чуть развернулась, чтобы быть лицом к Ясу и принялась воодушевленно рассказывать, как рядом с их родным Раквере русские геологи (Кайрэ называла их строителями) планировали начать добычу этих самых фосфоритов, которые, оказывается, ужасно ядовиты. Как они ходили всем городом на городскую площадь и протестовали. Как русские строители в столовой ели не вилкой и ножом, а одной только ложкой, причем и первое, и второе блюда. Как после них в столовой долго пахло кислыми папиросами, водкой и потом. И как они, жители Раквере, все-таки в результате добились того, что шахту закрыли, а «русские строители» уехали. «Навсегда, понимаешь?» – радостно спрашивала Кайре Яса, словно сама не очень-то верила в это.

Ему, конечно, сейчас было совсем не до Раквере и борьбе за чистые реки с озерами. Об экологии в то время мало кто слышал, мало кто вообще знал, что есть такое слово. У Яса в голове была всего лишь одна мысль – какое было бы блаженство повалить это нежное тельце на кровать и целовать, целовать впервые в жизни эти шею, плечи, грудь… Да хотя бы даже щеку. Да, хотя бы даже щеку. Собирая губами весь воздух вокруг при этом. Но во время беседы про фосфориты это было невозможно – даже Яс, еще глубоко неопытный в такого рода вещах, отлично это понимал. А Кайре, как будто нарочно, все говорила и говорила о чертовых фосфоритах, а он все не решался и не решался на первый в своей жизни бросок.