Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

Из-за того, что до остановки далеко, приходится носить подштанники, которые я ненавижу. Короче, вторник и четверг – самые унылые дни. Да и вообще, что-то невесело стало жить в выпускном классе (нас, кстати, из девятого из-за реформы сразу перевели в одиннадцатый, а не в десятый). Совсем невесело, с прошлым годом не сравнить. То была Боткина, теперь вот репетиторы. Я не ною, я понимаю, что без них я в институт не поступлю: слишком велика разница между тем, что я знаю и тем, что я должен знать. А кто не ходит к репетиторам, сколько их? Сколько неучей выпускается из наших школ каждый год, интересно? Половина или больше? И куда они потом деваются?

15.03.1990 Алма-Ата

Вот и закончилась зима. Ура. То была самая обрыдлая зима в моей жизни. А вы знаете, зато этой весной я открыл для себя поэзию! Не так давно ехал в автобусе и увидел у кого-то на обложке журнала «Огонек» такие строки:

«Враг отступает. Жидкий свет зари,

Едва занявшись на Востоке мира,

Вползает в окна, норовя взглянуть

На то, что совершается внутри.

И, натыкаясь на остатки пира,

Колеблется. Но продолжает путь»

Написал какой-то Бродский. Впервые слышу это имя. Почему такие стихи мы не проходим в школе? Это совершенно другой язык. Я не говорю, что, например, Пушкин плох или неинтересен. Но вот это – как высшая математика после таблицы умножения, наверное. Я очень, очень впечатлен такой поэзией. Надо найти собрание сочинений этого Бродского. Как это я до сих пор не читал его и даже ничего о нем не слышал? Вчера вдохновленный тем куском, попробовал написать свое. И вот что вышло:

Март

Весь виноград градом помяло

в саду у меня в воскресенье.

В окнах на юго-восток

силуэты деревьев – кораллы.

Скоро апрель. Листок

мяты вялой

чай оросит ароматом весенним.

Горького перца росток

щиплет усталый марал.

Вечером выйду из хижины

зреть ренессансы природы.

Вон – муравейник ожил,

жук жаждет всползти на помет.

Мальчик, неровно остриженный,

предскажет мне порчу погоды.

Зонтик ему одолжил -

к даме с визитом пойдет.

Первый мой серьезный стих. Такая радость, что у меня получилась что-то по-настоящему неплохое. Хотя, если вы скажете, что оно бездарно, я не обижусь. Но писать стихи уже не перестану, так что вы еще обо мне услышите, когда я получу, как Бродский, Нобелевскую премию по литературе!

03. 04. 1990 Алма-Ата

Вчера у Николаевой был дэрэ, в субботу идем к ней праздновать. Начало апреля – это вам не изменчивый март с его еще пронизывающим ветром, грязными подтеками сугробов на теневой стороне улиц, холодной землей и голыми деревьями. Апрель – другое дело! Аромат березовых сережек, цветущего урюка и только что распустившейся сирени – какие там духи. И закатанных рукавов на рубашке. И тюльпанов, которые пахнут самой ароматной травой – вот что такое апрель! А я, пока суть да дело, написал второй стих, вот послушайте:

Весной – странные игры воображения.

Широким зрачком вцепившись в кору

какого-нибудь старого дерева,

желательно хвойного, лучше в сосновом бору, -

согласно теории отражения, -

кора цвет изменит. Зеленое стерео

с веток стекает на землю. Идешь по ковру

ярко-зеленой иллюзии. Усиленной

закрытием глаз и глубокими вдохами газа.

От этого тело теряет вес.

Избавившись от капиллярного стаза,

мозг упивается хвойной стеной,

вознесшейся, кажется до небес.

Нравится? По дороге на Медео сейчас именно так. На прошлых выходных с Ковешниковым и Русом шли пешком до города оттуда. И оттуда как раз я принес этот стих.

10. 05. 1990 Алма-Ата