Большая книга ужасов – 86

– А вот здесь мы с мамой собираем малину, а это ты с нами… – Мелкая Надька показывала мне свои рисунки, а я не знал, куда деваться. Какое счастье, что ребята ко мне не приходят в это время! Знают, что пока идут «Спокойной ночи», у нас дома детский сад, и не суются. А то бы задразнили. Очень глупо, но это факт: мелкая Надька влюблена в меня. Только не спрашивайте почему – разве её поймёшь? Она всё время таскает мне свои рисунки, а летом ещё цветочки (позорище, знаю), а по осени – яблоки. И рассказывает всякое нехитрое о своих малышачьих трудностях и радостях, я не знаю, что отвечать, молча слушаю, иногда киваю и говорю «Как красиво!» (про рисунки) и «Как интересно!» (про рассказы). Надеюсь, у моей инопланетной сестры такого не будет.

– А правда, что есть домовой? – она спросила так неожиданно, что я растерялся. Хотя и о них тоже успел прочесть за сегодня. Может, Верховцева и права: у человека, хорошенько получившего по башке, может измениться характер без всякой мистики. Я весь день сегодня провёл за этими чёртовыми книгами. И если честно, мне не терпелось отослать Надьку, чтобы продолжить.

– Говорят, есть. Но ты не бойся, он нормальный. Вот жильцы – эти опаснее.

– Кто такие жильцы?

– Это его враги. Они тоже живут в доме, но если домовой помогает, то эти только пакостят. Посуду бьют, шумят по ночам. А домовой с ними борется. Поэтому на ночь на кухне нельзя оставлять ножи.

– Они его могут ранить?

– Его-то нет.

– Меня?! – Надька выпятила нижнюю губу, и я понял, что сболтнул лишнего. Ну не умею я с детьми разговаривать, ну что теперь!

– И тебя нет. Просто ножи мешают домовому с ними сражаться.

– А почему не помогают? Почему он их не перережет?

– Он добрый, ему нельзя.

Из большой комнаты послышалась песенка, извещающая о начале передачи. Надька убежала к остальным, и почти сразу с крыльца послышался отцовский окрик:

– Николай!

Отец вернулся! Поздновато, но я как-то забыл об этом. Я даже о мотоцикле забыл, сидел и читал почти целый день, мать несколько раз приходила мерить температуру.

Я прилип к своему окну: вот он, наш чудесный мотоцикл, вот моя колясочка и брезент, даже шлем был на месте – торчал из-под брезента весёлым красным грибком. Я крикнул «иду», схватил в коридоре тулуп, крикнул матери и мамашам на кухне, что отец приехал, и выскочил на крыльцо.

Наш прекрасный целёхонький мотоцикл стоял во всей красе. Я подбежал, обежал вокруг, даже заглянул под брезент (нет, я не надеялся найти свои конфеты, заглянул – и всё!).

– Здорово, пап! Не помяли? А если бы ты мог купить любой-любой мотоцикл, какой бы ты купил?

– Ты мне зубы не заговаривай. – Отец шагнул на меня из тени, и я как сдулся. У него было то же бледное лицо с той же злой складкой над переносицей. Вся моя радость от найденного мотоцикла будто разом выплеснулась и ушла в снег. – Это что? – он показал на дверь сарая. Я запер её, когда уходил, замок был на месте…

– Я заглядывал поискать крест. Петрович заходил, спрашивал.

– Ты даже не отпираешься? – Отец посмотрел на меня как на идиота, потом взбежал на крыльцо, исчез в доме, чтобы через секунду вернуться с ключом. – Даже не отпираешься! – он орал шёпотом, если такое вообще возможно передать. – Я прилепил кусок грязи к замку – знал, что полезешь куда не надо! – Он ковырялся ключом в замке, и руки у него тряслись. – Думал, увижу чистый замок – пойму, что лазили, а ты и не отпираешься…

– Нельзя было, да? А чего ты не сказал? Всегда ж было можно…

– Ты из меня дурачка-то не делай! – он рявкнул уже в полный голос. Из-за окна большой комнаты, где собралась малышня, ему ответил какой-то шумный мультяшный «Бум!» и детский хохот. – Я к тебе в стол лазаю?!

– Но это же сарай…

Отец снял замок, рванул дверь. Тут же хлопнула дверь дома, в тапочках выскочила мать:

– Вы чего здесь? Саш, чего не заходишь-то!

– Иди домой! – Отец так глянул на неё, что я бы тут же превратился в пепел. А мать только вопросительно взглянула на меня – должно быть, разглядела тревожную физиономию – и решила:

– Коля, идём, ты болеешь.

– Нет, он останется!

– Зачем он тебе? Не могут ваши поделки подождать пару дней? – она бормотала неуверенно, думаю, сразу поняла, что поделки тут ни при чём…

Я не стал ждать, пока они поругаются, рванул в дом, но отец поймал меня за воротник, втолкнул в сарай и лязгнул задвижкой.

– Саш, только недолго! Он болеет!

– Иди домой!

В сарае было ещё темно. Я обернулся и в щели двери увидел, что мать никуда не ушла, а демонстративно стоит под дверью, всё видит и всё слышит. Значит, она тоже заметила. Заметила что?

Отец не включал свет, и хорошо. Я не хотел ещё раз смотреть на эти жуткие заячьи шкурки.

– Ты что же думаешь, сопляк, тебе можно лезть во взрослые дела?!

– Я искал крест! – я завопил как истеричка, наверное все соседи слышали. И наверное, это всё решило тогда.

– Ты мне сказочки-то не рассказывай – искал он! Ты это трогал?! – Отец шагнул ко мне, взял за шиворот и ткнул как кота носом в ящик. Даже в темноте я разглядел, что это ящик с ножами. – Это ты так искал крест? Тут всё перевёрнуто, что ты мне рассказываешь!