Сумрак покорно исполнил и это, побросав на пол элементы брони, а затем стянув с бедер ткань и швырнув ее сверху. Клан наблюдал за всем действом молча и, казалось бы, невозмутимо. Но смесь осуждения, тревоги и сочувствия ощутимо витала в воздухе: Сумрак сейчас находился в таком положении, какого страшился любой охотник, не зависимо от возраста и статуса. Воины стояли, не шевелясь, и безмолвно созерцали, как обнаженный собрат, невероятным усилием подавляя дрожь, отходит к широкой колонне и опирается на нее, низко склоняя голову. Как напрягается его и без того густо шрамированная спина, и как Вожак медленно и неумолимо приближается к несчастному, распуская свернутый в кольцо двухметровый кнут, сплетенный из жестких кожаных ремней и тонкой гибкой проволоки.
Первый же удар, обрушившийся на плечи воина, рассек его крепкую загрубевшую шкуру, словно тонкую мембрану, и заставил содрогнуться всем телом, до скрежета сжимая зубы. Не смотря на пронзившую его дикую боль, Сумрак не издал ни звука. Гнев глухо зарычал и замахнулся снова. Жало кнута соскользнуло по пояснице, выкусив частицу плоти. Третий удар пришелся на середину спины, и поперек нее легла длинная кровавая полоса. Сумрак через силу вдохнул, и его когти судорожно скрипнули по гладкой поверхности колонны. Четвертый удар прочертил глубокий след вдоль его позвоночника.
Один за другим новые рубцы стали появляться на теле сына Грозы, быстро покрывая плечи, спину, ягодицы и бедра самца, и, чем гуще становилась их сеть, тем обильнее лилась по чешуе яркая кровь, далеко разбрызгиваясь в момент очередного удара и тяжелыми каплями сползая по жестокому орудию во время следующего замаха. Кнут попадал почти беспорядочно. Он отсек несколько не убранных со спины отростков гривы и мучительно резанул под коленями, как когти Жесткача, разорвал мышцы на бедре; захлестнувшись сбоку, достал острым концом до живота…
Опьяненный кровавым зрелищем, Гнев вкладывал всю свою звериную силу в каждый удар. На сороковом Сумрак не сдержал стона. Если бы не опора под руками, он бы вряд ли смог еще стоять. Вожак разъяренно зарокотал; на спине жертвы обнажился край лопаточной кости.
Созерцая безжалостные истязания старшего товарища, видя, как все его тело стремительно превращается в сплошную кровоточащую рану, Бескровные ошеломленно таращились и тряслись от ужаса. Юнцов всегда специально ставили в первый ряд во время экзекуций, дабы они могли лучше понимать, что их ждет в случае неповиновения. Им, конечно, приходилось ранее выносить порки, но, что значит попасть под горячую руку Вожака, новобранцам было еще неведомо, а потому сейчас они струхнули, как никогда прежде, сжались и совсем притихли.
На спину Сумрака обрушился пятидесятый удар, и самец, не выдержав, взвыл, терзаемый болью, охваченный отчаянием и стыдом. Его ноги начали бессильно подгибаться, он едва не упал. И тут, не стерпев страшного зрелища, из третьего ряда, растолкав сородичей, с рычанием выскочил Кошмар. Гнев, заметивший шевеление краем глаза, на секунду замер.
— Вожак, ты даже не проверил ее слов! — воскликнул младший самец, по неясной причине утерявший страх и уважение.
С низким рокотом Гнев угрожающе обернулся…
— Встать в строй! — рявкнул он и сделал короткий выпад в сторону наглеца, однако Кошмар не сдался.
— Но ведь это правда! — почти дерзко выкрикнул Молодая Кровь, лишь чуть попятившись.
— Ты подвергаешь сомнению решения Вожака и предлагаешь проверять слова Высших Матриархов??? — Гнев просто задохнулся от возмущения. — Вернуться в строй! Немедленно!!! Или сейчас встанешь с ним рядом! — и он дернул головой в сторону силящегося удержаться на ногах Сумрака. Кошмар пригнулся и снова зарычал, но Гнев заглушил его голос своим громовым ревом и, не собираясь далее препираться с недостойным юнцом, тремя точными ударами кнута загнал того на место, рассекши выскочке плечо, грудь и живот, после чего незамедлительно вернулся к истязанию Сумрака.
Кошмару ничего другого не оставалось, кроме как покориться воле лидера. Он встал, ссутулившись и опустив голову; от негодования и боли его тело подергивалось. Но все, что он теперь мог, это беспомощно глядеть, как его товарища подвергают чудовищной пытке, которой тот не заслужил…
В последний, семидесятый раз кнут со свистом ужалил израненную плоть, и Сумрак в ту же минуту изможденно осел на пол, покрытый быстро подсыхающими мерцающими пятнами. Он тяжело и надрывно дышал, уткнувшись в колонну головой, и, по-видимому, все еще не мог осознать, что избиение окочено. Спина полыхала огнем; даже теплые липкие ручейки, беспрестанно сбегающие вниз от раны к ране, ощущались теперь как резкие болезненные прикосновения к изуродованной коже, принося дополнительные страдания. Сознание плыло, и стук в висках поглощал все окружающие звуки.