Большая семья

— Дайте же кончить, товарищи!

Выйдя вперед, скосился на суфлерскую будку. Коммунары ломали пальцы, щипали

себя за ноги, стискивкали зубы, но смех все-таки прорывался.

И снова громкая тирада Бориса:

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:

Ускорил я трансмиссии кончину,

Я отравил литейщиков смиренных…

Снова зал взорвался аплодисментами, исступленным хохотом. Громко смеялся

товарищ Броневой. Мы-то знали, как ядовито чадит труба литейного цеха.

— Вас нужно вздуть, злодеи, издеваетесь над стариком! — притягивал он к себе и

обнимал ребят по соседству.

Соломон Борисович закатил глаза:

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики нахальные в глазах.

И рада бежать, да некуда. Ужасно!

Да, жалок тот, кто беден, наг и бос!

Это было сверх меры. Зал гудел, многие, потеряв силы смеяться, громко стонали, держась за животы, сползая с кресел на пол.

Бойкие работники сцены быстро задернули занавес.

В антракте популярный артист вышел из-за кулис в зал. Он переходил от одной

группы ребят к другой, скрипя новыми сапогами, кланяясь и принимая поздравления, не

замечая, что ребятня неловко улыбается, прячет виноватые глаза, таинственно

перемигивается и шепчется за его спиной.

Во втором отделении концерта посмотрели спектакль «Коммунары в Европе». Его

написал сам Антон Семенович, мечтавший пройти с коммуной по европейским городам,

– 27 –

показать советских детей, свободных и счастливых, на улицах Лондона, Парижа, Рима, Вены. В идеальном поведении своих воспитанников за рубежом он не сомневался.

Его мечте не посчастливилось сбыться, зато написана пьеса.

...Под звуки оркестра движется картинный «поезд». Коммунары отправляются в

путешествие. Потушен свет. В мерцании станционных огоньков и при открытых семафорах

ухо¬дит поезд из плотной вереницы пацанов, изображающих движение колес и штоков

паровоза. И вот — они в Европе. На освещенной сцене — строй веселых и счастливых ребят

сталкивается со зловещими фигурами Пилсудского, Чемберлена, римского папы Пия XI. С

«наместником бога на земле» вступает в спор Филька Куслий. Папу представлял Володя

Крымский, в полном папском великолепии. Диалог, разумеется, закончился победой Фильки.

Усатого Пилсудского натурально играл Женька Семенов, точно подметив спесь и гонор ясно

вельможного пана.

— Сукины сыны! — восхищенно покачивает головой Букшпан. — Эти недобитки и в

самом деле похожи! Придет время — доконают наши хлопцы!

Подтолкнув в бок Букшпана, Броневой добавил:

— Прикончат, ей богу, прикончат, смотрите, как шерстят!

Всеволод Апполонович горько улыбнулся, положив тяжелую руку на плечо

Броневого:

— Жаль, растут без родителей. Забыли? Нет, конечно!

Время было позднее. Артисты неохотно переносились с неба на землю, прощаясь с

костюмами и гримом. Совсем неважно чувствовали себя чертенята и все страшные чудища

гоголевского «Вия», так и не выступившие.

После праздничного ужина провожали гостей. Лесная тропа к шоссе озарилась

яркими кострами. В темное небо с треском уносились золотистые искры. А над шишковским

яром плыла задушевная песня молодых голосов. Шли по домам артисты, их родня, односельчане. Они не знали, что пушкинский монолог Бориса Годунова перефразировал

Антон Семенович, сдвинув историю «смутного времени» в наш век, на производственное

горнило доверчивого главного инженера.

– 28 –

В МОСКВУ

Еще в цехах шел бой, еще страшно дымила труба литейной, отравляя окресности

зеленым удушливым дымом, еще в классах сдавали экзамены, и все же неотвратимо

подходило время заманчивого отдыха.

Нелегкий вопорс — выбрать маршрут похода. Ох нелегкий! Каждому дано право

обдумать, заранее взвесить все «за» и «против». На совете командиров в жарких спорах

маршрут обсуждали дважды. «Крымская партия» на первом заседании оставила Антона

Семеновича, сторонника Москвы, в одиночестве. Никакие его доводы не имели успеха.

Тогда, по конституции коммуны, он обратился к общему собранию.

Это была замечательная речь. Он кратко рассказал историю Москвы от Юрия

Долгорукого до краха трехсотлетия Романовых. Закончил пламенным призывом:

— Товарищи! Москва — столица нашей Родины. Мы увидим Москву наших дней, места революционных битв, Мавзолей Владимира Ильича Ленина, Красную площадь.

Сторонники Крыма заколебались, ряды их дрогнули, а чашу весов в пользу Москвы

окончательно склонил соломон Борисович. Из его финансовых выкладок выяснилось, что на

Крым денег нет, мы еще очень бедны.

6 июля, как всегда полный рабочий день, хотя этот день – начало похода. Наш

скромный гардероб укладывался в плетенные прямоугольные корзинки. Они легки, прочны и

удобны при транспортировке, у каждого – своя. В любых перипетиях походной жизни мы

быстро их находили по номерам, хотя знали и по другим признакам, даже по запаху.