Большая судьба

Увлечение фрунтом, стремление военизировать всё, строгости, которыми отмечалось царствование императора Николая, не миновали и уральских заводов. Царским указом, который был опубликован 17 января 1834 года, горное ведомство во всей Российской империи получило военную организацию. Был учрежден корпус горных инженеров с министром финансов во главе в звании главноначальствующего. Главным начальником всех уральских заводов царь назначил генерал-лейтенанта Дитерикса. Заводские мастеровые были разделены на нижних и работных чинов. Первые сравнивались по службе с унтер-офицерами, вторые — с рядовыми военной службы. Они обязывались беспорочно прослужить в горном заводе тридцать пять лет и только после этого могли уходить в отставку. Мальчики, родившиеся в заводских семьях, с пеленок вписывались в список будущих рабочих чинов. Достигнув восемнадцати лет, они вступали в команду.

Указ привез из Екатеринбурга горный чиновник; его объявили златоустовцам. Старик Швецов молча выслушал грамоту, грустно посмотрел на сына Павла и горько сказал:

— Были мы крепостными, а теперь стали фрунтовыми. Секли нас лозинами, а ноне дожили до шпицрутенов. Я уж дотяну, сынок, а тебе доведется, не приведи бог…

Запекшиеся губы литейщика задрожали от обиды. В этот день он впервые не обмолвился ни словом с Аносовым.

Но и Павлу Петровичу было не по себе. Он ясно представлял себе, что горное царство, которое охватывало огромное пространство, — тысячи заводов, рудников, сёл и деревень, — теперь фактически станет своеобразными аракчеевскими военными поселениями. Всё теперь ставилось в полную и бесконтрольную зависимость от горного правления, которое размещалось в Екатеринбурге. В распоряжении начальника Уральского хребта появились подвижные инвалидные роты для наведения «порядка». Не случайно был введен и военный суд для рабочих. Аносов, мрачный, взволнованно ходил по кабинету.

Татьяна Васильевна тревожно взглянула на мужа:

— Неужели это тебя так расстроило?

Павел Петрович строго посмотрел на жену:

— А как ты думаешь, каково мне увидеть старика Швецова под шпицрутенами? Седого, отдавшего все свои силы заводу человека могут за нечаянную оплошку провести по «зеленой улице».

— Ты всегда страхи рисуешь. Ты же начальник и всегда сможешь своих отстоять, — самоуверенно сказала она.

Аносов взглянул на Татьяну Васильевну, хотел в сердцах сказать обидное слово, однако сдержался и промолчал.

Молча сели за вечерний чай…

В июне Павла Петровича вызвали в Екатеринбург. В мрачном настроении подъезжал он вечером к городу. Улицы тонули во мраке. Несмотря на летнюю жару, посреди площади простиралась огромная зловонная лужа, а неподалеку от нее подле полосатой будки стоял дремавший страж, опираясь на алебарду.

Аносов не решился вечером являться в горное правление и остановился в гостинице. В большом зале горели сальные свечи, клубился табачный дым, было шумно и неуютно. Павел Петрович устроился в замызганной комнате. Через час к нему постучали; он поднялся с дивана и распахнул дверь. На пороге стоял пьяный купец. Покачиваясь, он икнул и громогласно провозгласил:

— Наслышан о вас. Купец Рязанов. Будем знакомы…

Павел Петрович учтиво поклонился:

— Простите, я очень занят, да и на покой пора…

— Ты, милай, не кочевряжься, — панибратски перебил его купец. — Я тебе не шишига какая, — по пуду в день золота намывают на моих приисках. Слыхал?

Без приглашения он уселся в кресло.

— Милай, я только что в стуколку капитал выиграл. Пить хочу, гулять хочу! — золотопромышленник потянулся к Аносову целоваться. Павел Петрович отстранился.

— Помилуйте, мы так мало знаем друг друга, — сухо сказал он.

— Дворянин? Брезгуешь? — крикнул купец. — А это видел? — Он распахнул поддевку, и на рубахе заблестела звезда «Льва и Солнца». — Видал, милай? Шах персидский пожаловал… Я мечеть в Тегеране воздвиг. Ась?

Аносов много слышал о Рязанове, купец держал в своих руках большинство крупных горных чиновников. Не хотелось ссориться.

— Не сердитесь, — сказал Аносов. — Я очень польщен знакомством с вами, но я… я болен…

— Чем же ты болен? — сочувственно спросил гость.

— Я сам не знаю. Трясет… Может быть, что серьезное.

— А вдруг холера? — вскочил купец и закрестился. — Эфтова еще нехватало! — И, пятясь, он стал отступать в распахнутую дверь. Хол-е-е-р-а! — заорал он и затопал сапогами по коридору.

Аносов устало бросился на диван.

«Что за люди? — в ужасе подумал он. — Рабочим платят по три копейки в день, порют на смерть за прогулы, а сами прожигают тысячи!»

Незаметно стал дремать. Долго еще доносился шум, крики из зала. Кто-то истошно закричал:

— Спаси-и-те, бью-ю-т…

И всё сразу стихло. Усталость взяла свое; Павел Петрович загасил свечу и уснул…