Больше чем счастье. Японская философия благополучия

Стресс, как и счастье, – это не только личное дело. Подобно тому, как Япония сбросила оковы феодализма и стала современной нацией, взяв лучшее у передовых стран, мы, западное общество, могли бы перенять японский опыт социального единства, усовершенствовав системы, институты и отношения, настраивающие нас друг против друга и вызывающие стресс. Внедрять подходы, развивающие принятие других, – это насущная необходимость, приобретающая все большую актуальность.

Стремитесь к благополучию, обеспечивающему душевный покой и ясность ума, необходимую для принятия верных решений о своей жизни и о жизни тех, кто нуждается в вашей помощи. В состоянии стресса наши решения, без сомнения, оставляют желать лучшего. Мы действуем импульсивно, не задумываясь о последствиях своих слов и поступков и не принимая в расчет чувства других людей. Вспышка агрессии или гнева может перерасти в кризис или даже ЧП. Но даже если вам удастся выиграть спор или получить свое, вы испортите настроение и нервы и себе, и другим.

Эти страдания и стресс никуда не деваются. Они накапливаются и становятся причиной очередного конфликта или нервного срыва.

* * *

Когда мы спокойны, мы осознаем свои слова и действия.

Поскольку Запад состоит из гетерогенных, многокультурных наций, применение японского принципа укейреру могло бы сделать нашу жизнь более значимой. Мы могли бы сбалансировать наш безграничный индивидуализм и эгоцентризм принятием многочисленных групп, в которые мы входим. Мы могли бы заимствовать полезные японские подходы, как японцы заимствовали западные, чтобы усовершенствовать свою систему. Речь не о том, какая система лучше. Ни та ни другая не идеальны. Речь о том, чтобы добавить в нашу жизнь то, чего в ней недостает, и убрать стратегии и тактики, постоянно провоцирующие конфликты.

19,2 % населения США, страдающие от депрессии, – это высокий показатель. По сути, это каждый пятый житель страны. При гарантированном стремлении к счастью результат мог бы быть получше. Судя по всему, дело не в утомительной погоне за счастьем – равно как и не в индивидуализме, ведущем к одиночеству.

Страдания окружающих подрывают ваше чувство благополучия. Это неизбежно – даже в закрытых сообществах, даже если вы говорите себе, что заслуживаете счастья, и даже если все это вам гарантируется. Способность к сопереживанию и заботе о ближнем заложена в нас природой, и когда другие страдают, мы страдаем тоже.

Глава шестнадцатая Еще раз о принятии

Могу сказать, что навело меня на мысль о Японии как о спасительной соломинке из моря своего стресса. Фильм «Расёмон». Я тогда только вступил в подростковый возраст и воспринимал мир в черно-белых тонах.

Мои родители были или абсолютно правы, или стопроцентно неправы. У проблемы было всего одно решение; если появлялись другие, из них выбиралось единственное и правильное, а другие возможности не имели ценности.

И тут на горизонте моего сознания возникает «Расёмон».

Это было субботним вечером в середине лета. На 13-м канале, как обычно, показывали ставшие классикой фильмы – все европейского производства, кроме «Расёмона».

Тосиро Мифунэ играет плохого парня Тадзомару, который в одной набедренной повязке не только пытается вырваться из опутавших его тело веревок, проявляя дикую ярость и несдержанность, но и смеется в глаза своим недругам. Он просто воплощение силы природы.

Красавец!

Тадзомару обвинили в совершении преступления, схватили и связали, но он все равно остается непокорным. Его попросту не волнует, что с ним будет.

Какие еще в фильме персонажи?

Мертвый самурай (историю которого рассказывает женщина-медиум), его жена, священник, житель деревни, судья и дровосек. Жена самурая была изнасилована пойманным разбойником. Или не была? Что произошло? Самурай покончил с собой? Или его убил Тадзомару? Персонажи излагают свои версии того, что произошло, – противоречивые и непоследовательные, которые существенно отличаются друг от друга и не складываются в общую картину.

В то же время речь идет об одном и том же событии. Просто все видят его по-разному, в силу своего мировосприятия, или общественного мнения, или группового сознания, или признания того, что «своя рубашка ближе к телу», – каждый человек отстаивает свою точку зрения.

Эта мысль стала для меня настоящим откровением, и хотя мне, конечно, сложно сказать, насколько глубоко она проникла в мой незрелый подростковый ум, я знаю, что ее влияние было огромным. После этого фильма во мне что-то изменилось, пусть даже я не мог этого осознать или выразить словами.

Этот фильм дал мне понять, что я – личность со своими мыслями, чувствами и представлениями. И то, что они часто противоречат мыслям, чувствам и представлениям моих родителей, – это нормально.