Больше лает, чем кусает

Белаква приближался к дому, в котором жила его тетя. А какую пору года мы выберем? Ну, давайте остановимся на зиме — это позволит приблизить сумерки, а за ними и темноту, и вывести на небо луну. При подходе к дому Белаква увидел на скрещении улиц упавшую на мостовую лошадь и человека, сидящего у нее на голове. "Наверное, так зачем-то нужно",— подумал Белаква. Но все-таки зачем и почему он так сидит? Мимо Белаквы пронесся человек на велосипеде. Он держал под мышкой длинную палку, что напоминало рыцаря с копьем на турнире. Велосипедный рыцарь бился на копьях с лучиками желтого света, который испускали огоньки, там и сям засветившиеся ввечеру. Казалось, он вот-вот бросится со своим копьем на уличные столбы, как Дон Кихот на мельницу. Укатил. В подворотне Белаква узрел бедно одетую парочку. Женщина прислонилась спиной к решетке ворот, низко наклонив голову. Мужчина стоял прямо перед ней, очень близко, с безвольно опущенными руками. "На чем вообще мы останавливаемся в этой жизни?" — вспомнил Белаква слова Оттоленги. Он все ближе подходил к дому тетки, сжимая в руках заветный сверток. Почему нельзя допустить существование благочестия и благорасположения даже в аду? Почему нельзя сочетать милосердие и милобожие? Немножко милосердия перед лицом жертвенности. Белаква думал об Ионе, и о тыкве, которая выросла по повелению Божия над его головой для защиты от солнца, и о сострадании, проявленном заботливым Богом по отношению к Ниневии, столице кровожадной Ассирии.[19] И о бедном убийце Мак-Кейбе, которому на рассвете накинут удавку на шею. Что он, любопытно было бы знать, поделывает сейчас, в эту минуту? Что чувствует? Что ему в этой жизни осталось? Всего лишь еще один, последний ужин, всего лишь еще одна, последняя ночь. Сумеет ли он ими насладиться?..

Белаква нашел свою тетушку в саду — она занималась теми цветами, которые тихо умирают своей смертью в указанную нами пору года (в Ирландии, знаете ли, и зимой бывает достаточно тепло). Она обняла явившегося племянничка, и вдвоем они спустились в земное чрево — сошли в кухню, расположенную в подвале. Тетушка приняла из рук племянника сверток, быстрым движением положила его на стол, развернула. Обнаружился омар.

— Меня уверяли, что он свежий,— сообщил тетушке Белаква.

И тут он заметил, что морское бесполое чудище слегка пошевелилось. Да, совершенно точно, оно чуток передвинулось! Белаква невольно вскрикнул, а рука его сама по себе взметнулась вверх, прикрывая рот:

— Боже мой, да он живой!

Тетя бросила быстрый взгляд на омара, лежащего на столе. Тот изволил совершить еще одно движение, судорожно дернулся, являя тем самым бесспорное наличие в нем жизни. Белаква и тетка склонились над омаром, беззащитным, трепещущим распятием, распростертым на клеенке. Тот встрепенулся еще раз. Белаква почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

— Боже мой,— прохныкал он,— он живой, что мы теперь делать-то будем?

Тетушка нехорошо рассмеялась. А что еще ей оставалось делать? Она прытко поскакала к себе в кладовку на поиски передника, а Белаква остался стоять у стола с вытаращенными на омара глазами. Через мгновение тетка возвратилась к столу, с деловым и решительным видом закатала рукава.

— Ну что ж, будем надеяться, что этот омар еще живой. Чем живее, тем лучше.

— Значит, все это время...— пробормотал Белаква. И через мгновение, рассмотрев, какое ужасное приспособление тетка держит в руках, он вскричал: — А что ты собираешься делать?

— Как что? Сварить эту тварь,— спокойно пояснила тетка.— А зачем еще мне могла бы понадобиться кастрюля?

— Но он же еще не дохлый! — возмутился Белаква.— Разве можно живого — и в кипяток?

Тетка метнула в племянничка вопросительноподозрительный взгляд: а не повредился ли он несколько в уме?

— Не говори глупости,— резким тоном урезонила Белакву тетка,— Омаров всегда варят живьем. Так положено. Омаров готовят именно так.

Тетка ловким движением подхватила омара со стола и перевернула его на спину.

— Эти твари все равно ничего не чувствуют,— пояснила она.

Совсем недавно этот красавец омар по глупости своей забрался в подлую ловушку, установленную жестоким человеком. Потом его вытащили из воды, но еще много часов он потихоньку как-то дышал. Потом он пережил нападение кошки француженки и его, Белаквы, идиотское сдавливание и стискивание в пакете. А все для чего? Теперь вот ему придется отправиться в кипяток. Потому что так "надо". Ввысь вознеси мое дыханье.[20]

Белаква в упор посмотрел на старый пергамент, в который превратилась кожа на лице тетки. В неярком свете кухни пергамент выглядел мертвенно-серым.

— Ты вот бухтишь, сам заводишься и меня заводишь,— сердилась тетка,— а потом и за ужином сидишь набыченный.

Она подняла омара со стола. Вода закипала. Омару оставалось жить не более тридцати секунд.

"Ну что ж, по крайней мере, это быстрая смерть",— подумал Белаква. Боже, спаси нас всех и помилуй.

Отнюдь не быстрая.

ФИНГАЛ