Больше лает, чем кусает

Девушка, с которой встречался Белаква — последняя в ряду других,— была хорошенькой, заводной и весьма остроумной. По степени значимости и проявленности эти качества располагались именно в такой последовательности. Потом, правда, несколько позже тех событий, о которых повествуется в этой главе, после того как с Белаквой в самый неподходящий момент случился приснопамятный приступ беспричинного смеха, всякое ухаживание и встречи пришлось на некоторое время прекратить.

Так вот, в то время, когда ухаживание еще имело место, Белаква и его девушка отправились за город — Белаква вел Винни к Холму Фелтрим. Пройдя некоторое расстояние по дороге, связывающей Дублин с Мэлэнайдом, но не доходя до Замковых Лесов, они свернули с дороги на восток. Вскоре они увидели холм, который издалека вполне можно было принять за огромную кучу горных отбросов. На вершине виднелись развалины мельницы. Мягко поднимающиеся склоны густо поросли ежевикой и утесником. Холм благодаря полуразваленным останкам высокой мельницы приметной вехой торчал среди равнинных пространств, его окружавших, и был виден издалека. Его еще называли Волчьим.

Они взобрались на вершину, но спустя совсем немного времени Белаква почувствовал, что ему становится грустно, он ощутил себя одиноким, неприкаянным. А вот Винни, если судить по ее виду и поведению, пребывала в отличном настроении. Она наслаждалась теплым солнцем и открывающимися с вершины прекрасными видами.

— Посмотри, ну разве Дублинские горы не очаровательны? — пропела она.— Гляди, они подернуты дымкой, в них столько мечтательности!

А Белаква как раз в это время смотрел совсем в другую сторону — его взгляд бродил по устью реки.

— А ветер-то восточный,— проговорил он.

Винни продолжала восторгаться то одним, то другим: смотри туда, вон там, видишь, гряда гор на острове Лэмбей? Правда, напоминают замок? Гляди, отсюда кажется, что те холмы вырастают прямо из леса; смотри, а лес уже совсем стал каким-то коричневым; гляди, знаешь, как то место называется? Око Ирландии, но оно похоже не на глаз, а на акулу; а вон там, гляди, на севере, такие дурацкие низенькие холмы. Ты не знаешь, как они называются?

— Та местность называется Нол,— буркнул Белаква, повернув в указанном направлении голову.— Как это можно не знать, что такое Нол?

Последнюю фразу Белаква произнес возмущенным тоном; подобным тоном, например, много попутешествовавшая старая дева восклицает: "Как, вы были в Венэцыи и не катались в гондоле" (ставя ударение на первый слог в "гондоле" и насилуя произношение слова "Венеция"); или: "Как, вы ходили по Елисейским Полям в Париже и не заходили в магазинчик мадам де Варэн?"

— Северной части Дублина я не знаю вовсе,— сказала Винни.— Там все такое плоское и скучное, и все дороги ведут в Дрогеду.

— Это район Фингал скучен? — вскричал Белаква.— Винни, ты меня просто поражаешь.

Некоторое время они в молчании осматривали Фингал: побережье, изъеденное ручьями и болотами; мозаику маленьких земельных участков; полосы леса, деревья которого издалека больше походили на упрямо вздыбленные стебли высокой, сорной травы; линию холмов, слишком низких, чтобы собою замкнуть видимое пространство — и взгляд шагал дальше, к линии горизонта.

— Волшебная страна,— вздохнул Белаква,— вроде как Сона и Луара[21].

— Это мне ничего не говорит,— фыркнула Винни.

— Конечно, не говорит,— еще раз вздохнул Белаква,— bons vins et Lamartine[22], земля, где возделывают виноград, из которого производят шампанское, земля, взрастившая людей серьезных, не какой-нибудь там детский сад Виклоу[23].

Раз проехался по всяким заграницам, а уже воображает, что все видел и все знает, наверное, подумала Винни.

— Как ты надоел со всеми этими своими печальными и серьезными личностями! — воскликнула Винни,— Ты так всю жизнь и будешь про них талдычить?

— Ну, если тебе не интересно со мной, могу предложить Альфонса[24],— отпарировал Белаква.

А Винни немедля ответила, что с Альфонсом он может общаться сам. Потянуло колючим, неприятным холодком назревающей ссоры.

— А что это у тебя на физиономии? — вдруг сердито спросила Винни.

— Импетиго.

— Что-что?

— Импетиго, кожная сыпь.

Белаква еще ночью почувствовал, что на лице начинается страшный зуд, а значит, к утру оно украсится сыпью, которая вскорости начнет шелушиться.

— А ты с такой штукой на ро... на лице еще и целоваться лезешь!

— Я просто забыл, извини. Я был слишком... ну, чувства, знаешь, и все такое.

Винни, достав свой платочек, поплевала на него и тщательно обтерла губы.

Белаква смиренно и униженно улегся на земле у ее ног, надеясь, что она тут же вскочит и уйдет, оставив его одного. Но она не вскочила и не ушла, а просто спросила:

— А от чего это бывает? И вообще, что это такое?

— Что-то вроде раздражения кожи. От грязи,— пояснил Белаква.— У детей трущоб такое встречается сплошь и рядом.

За этими словами последовало длительное, неловкое молчание.

— Не сковыривай, миленький,— неожиданно сказала Винни,— от этого только хуже будет.