Большие и маленькие

Пока Люся с Ольгой прибирали со стола, Маша занимала оставшихся гостей разговорами о Платоновке: летом дорогу начнут асфальтировать, участки с начала года подорожали; говорят, какой-то богатей выкупил сотки возле пруда… вон там, из окна видно забор.

Катя с Вовой ушли, взявшись за руки.

Андрей развез первую партию и вернулся. Взгляд беспокойный.

– Спасибо, что пришли.

– Ну, что вы…

В машине дружно отмалчивались. Женщина позвонила. Наверное, мужу. «А ты где? Да? А музыка откуда?». Выслушала удивленного мужа. Стоит себе муж, допустим, в колбасном ряду, перед ним тележка с покупками – вокруг него гипермаркет, из-под потолка музыка в стиле поп – и весело отчитывает супругу за внезапную подозрительность: «Ты что, мать, сбрендила? Сама же послала… – И с внезапным воодушевлением (надо же, приревновала, что творится!) провожает взглядом проплывающие мимо аппетитные формы. – Все, давай, дома увидимся». Женщина в кружевном декольте убрала в сумочку телефон и тоскливо вздохнула.

Двоих развезли быстро.

Последний взялся осложнить ситуацию. Человек-навигатор, знаток переулков.

– Сначала Люду вези на вокзал.

Здесь налево, там направо, немного дворами – и выскакиваем на Первую Майскую. Настырный. Чуть не за руль хватал. Андрей не решился отбояриться. Переглянулись, когда выходила.

– Спасибо, Андрей.

– Не за что.

В кассы – очередь на ползала. Не пошла. Купит билет по Интернету, из Машкиной спальни.

Ждала Андрея на лавочке, под навесом автобусной остановки.

«Как вокзальная шлюха, пока не подберут».

Пусть и он, когда подъедет, так подумает. Пусть заведется. Пусть растерзает ее, как Леша когда-то терзал свою возлюбленную Машку.

Позвонил минут через десять.

– Я освободился.

– Подъезжай к главному входу.

Улыбнулась сама себе, своему голосу – не помнит, когда он был таким откровенно-липким.

Подъехал Андрей.

Разнервничался вдрызг. Голос дрожит.

– Сказал жене, что буду поздно. Сказал, нужно с сыном повидаться. У меня есть сын от первого брака.

– Ты только не нервничай так, ладно? Все хорошо.

– Стараюсь.

Оказалось, она и сама не знает, как держаться. Это его «стараюсь» – будто просила что-то починить.

Свернул на эстакаду, в сторону западной окраины. На выезде из города наверняка мотели. Фуры припаркованы под окнами, вдоль трассы. Когда они войдут, представила Люся, администраторша – хмурая, навсегда усталая, примет его за дальнобойщика, а ее за плечевую. «И хорошо. И правильно». И следом: «Вот, интересно, Леша возил Оксаночку в такие места? У нее своя квартира. Но вдруг. Для остроты ощущений. Был ли он любитель поиграть? А она? Какой бывала она с ним? Узнать бы».

Андрей придавил газу, чтобы успеть проскочить на желтый.

Вопросы тем временем сыпались один за другим: «Чувственней Машки или просто – моложе? Заскучал – или всегда тосковал по новизне, по другому изгибу?»

– В дом отдыха, – сказал Андрей; скорее, спросил, – не против?

– Отлично.

– Были там однажды на корпоративе. Без ночевки. Заглядывал в номера. Приличные. Ремонт.

– Это тот корпоратив, про который сегодня рассказывали?

– Что? – Но он уже вспомнил, о чем речь. – А, да. Тогда из головного целая делегация прибыла, решали насчет… ну, вряд ли сейчас стоит про это…

На перекрестке небольшой затор.

– Прости. Не знаю, о чем говорить. Не хватало еще про работу…

– Почему нет? Можно про работу. Все равно.

Или связало Лешу с Оксаночкой то другое – неназываемое всуе, чему дела нет до анкетных предпочтений… то, что прорастает сквозь телесное – соединяет внезапно, наперекор… то самое, что умеет едко посмеяться над очередной затеей «только на одну ночь»?

«Так! – одернула себя. – Сосредоточься. Не о том сейчас. Не о том».

Мотель, скорей всего, будет «три звезды». И хорошо бы, номер чистый. И нестарая кровать. На стене потешная пасторалька: река, кусты, рыбак. Обязательно. Без пасторальки никак. Стену того номера, куда Маша затащила своего начальника охраны, тоже наверняка украшала какая-нибудь мазня… В том гостиничном номере Маша была в шаге от другого поворота – не кровожадного, хоть и неправедного. Или правильней – не кровожадного оттого, что неправедного?

Могло быть и так: он не остановился бы на полпути, тот Костя или Коля, а Машка забыла бы про свои слезы. Он разыскал бы ее потом. Она гнала бы его и говорила, что все было ошибкой, ужасной ошибкой. Он сумел бы ее убедить, что ошибки – не самое страшное… Он излучал бы уверенность: соглашайся, знаю, что делаю. Они начали бы встречаться. И все завертелось бы иначе. И как знать, куда бы вынесло… И Леша – тогда и Леша мог бы остаться живой. Потому что в тот вечер, когда позвонила бы Оксана, уже сама Маша не остановилась бы на полпути, не вернулась бы с порога, не расквасилась от жалости к себе… успела бы в треклятую больницу.

В Люсиной взвинченной реальности все кончилось через несколько минут.

Встали на очередном светофоре. Андрей спросил, тоном немного наигранным (будто придумал наконец: вот же о чем нужно) – откуда ее загар. Люся начала отвечать и назвала его Лешей. Слетело с языка. Так вышло.

И невозможно было ни извиниться, ни перевести в шутку.