По встречке тянулась колонна междугородних автобусов. Красивый вишневый цвет, желтые волны по бортам. Ей почему-то запомнилось.
Мотель был уже не нужен. Вот уж точно – невозможен. Надо же! И как такое в голову могло прийти?
– Андрюш, прости… Отвези меня, пожалуйста, обратно. В Платоновку.
Он как ни в чем не бывало перестроился в правый ряд – к эстакаде и на разворот. Как будто: «Сам хотел предложить. Опередила».
Подъем закончился, справа открылась Платоновка. Деревья и крыши, на солнце сверкают стекла в одном из домов. Андрей съехал на обочину и остановился.
– Постоим немного?
– Конечно.
Он открыл окно, потянул сигарету из пачки.
– Будешь?
Закурили.
«Одежда провоняет, Маша будет морщиться».
– Ты Оксану видела? В Сети?
– Да.
– Оксана в день похорон хотела тоже к Леше на могилу… попасть. Просила меня… Чтобы я ее свозил, вечером. Но как я? – Он дернул плечами. – Я Маше помогал, все устраивал. Потом, вдруг заметили бы. Отказался. Было бы нехорошо, если бы заметили. Правильно?
– Правильно. Или нет. Откуда мне знать.
Он посмотрел на нее. Не стала поворачиваться. Не хотелось поддерживать разговор. Больше не хотелось. Все, казалось, произносится теперь только для того, чтобы загладить неловкость. Сделать вид, что – ничего, нормально, всякое бывает.
– Я, знаешь, все думаю про Оксану… как она там, с Лешей… в больнице… сидит, не понимает, во что вляпалась… сидит, ждет взрослую тетеньку, которая сейчас приедет и все решит…
«Так! А вот сюда теперь не надо. Не надо теперь».
– Докурил? Поехали.
Застали представление в полном разгаре. Леонтий на такие был мастер – это Люся знала. Когда-то Леша и Маша, на фельетонный манер, рассказывали ей в два голоса, как бузил свекор – в прошлый запой. Своими глазами, правда, наблюдала впервые. И было совсем не до шуток.
– Что ты, сука, молчишь?! – орал он, покачиваясь и растопыривая локти. – Брезгуешь говорить со мной? Ты ж смотри, твою мать!
Маша, поджав губы и поглядывая на пьяного Леонтия так, будто раскапризничался ее подопечный, вредный и безнадежно избалованный ребенок, но отшлепать никак нельзя, приходится ждать, пока услышат и прибегут родители, продолжала прибираться во дворе перед домом. Расправила половую тряпку, только что вымытую в ведре, подошла к крыльцу, перекинула тряпку через перила. Заметила Люсю с Андреем в воротах, но виду не подавала. Наклонилась к ведру, взболтала, выплеснула грязную воду на увядшую грядку. Леонтий резким черпающим движением попытался ухватить Машу за локоть, но промахнулся. Зашатался, переступил несколько раз, ища равновесия. Постоял, подумал – и смачно плюнул на только что вымытую брусчатку.
– Была бы нормальная, разве б он от тебя гулял? – выкрикнул Леонтий и рукавом вытер губы. – В могилу загнала. Тварь. Никогда тебе не прощу. Ясно?
Маша молча занималась своими делами – но не забывала посматривать на Леонтия. Продолжай, мол, слушаю.
Люся шагнула во двор. Андрей следом. Она вздрогнула от неожиданности – не услышала, как Андрей вышел из машины и встал у нее за спиной. Кивнул вопросительно Маше: что делать? Маша скривилась: да ничего не делать, ерунда. Люся представила, как Андрей сейчас уедет, и они с сестрой останутся одни с буйным пьяницей. Вся надежда на Мальчика. Тот лежал неподвижно, наблюдал. Леонтий стоял от него слишком далеко – цепи не хватит.
– Думаешь, устроилась?! Думаешь, сжила Лешку со свету и устроилась тут?! А на вот, это вот видала?!
Леонтий хлестко хлопнул левой рукой по правому плечу.
– Поняла, сука? Чтобы сорок дней и – все, духу твоего здесь не было. Ясно?
Он размашисто шагнул вперед и, низко наклонив голову, чтобы перехватить взгляд невестки, сказал с какой-то новой, разнеженной злостью:
– Не жить тебе здесь. Запомни.
Маша накинула платок на голову, затянула узел.
– Ничего, – сказала она. – Бог даст, проживем. У вас не спросим.
– Да заткнись ты, сука, богомолица нашлась!
Андрей все-таки вмешался.
– Уважаемый, – протянул он руку к Леонтию. – Давайте я вас до дома подвезу.
– Что-о-о? Ты что за хер с бугра?
Андрей вовремя шагнул в сторонку. Леонтий влип в газовую трубу.
Люсе было страшно. Вот он – в двух шагах. Рассмотрела слюну, забрызгавшую подбородок – хорошо прорисованный, с неглубокой ямочкой подбородок, совсем как у Леши. Испугалась всерьез, но стояла, не шелохнувшись, как зачарованная наблюдая за Машей – любуясь каждым ее движением, плавным и свободным, ничем не стесненным… «Вот же он, Машенька, в двух шагах… а ты его дразнишь». Слова слились в сплошное матерное рычание, Леонтий кинул себя вправо, влево и, выправив наконец траекторию, пошел на Андрея.
– Уважаемый, ну что вы, честное слово.
Люся видела, как Маша подошла к Леонтию с лопатой наперевес, слышала, как в живот ему с тяжким отрывистым звуком врезался черенок. Леонтий выдохнул всем нутром… будто вынул и сунул Люсе в лицо свой желудок… и рухнул, заранее свернувшись калачиком. Мальчик, не выпрямляя лап, подполз чуть ближе к Леонтию – но тот по-прежнему оставался на недосягаемом расстоянии. Маша поставила лопату к забору.
– Андрей, вытащить помоги, – попросила она.