Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Мистрисъ Брэндли, у которой жила Эстелла, была вдова, и имла одну дочь, нсколькими годами старше Эстеллы. Мать была очень-моложава на взглядъ, дочь же, напротивъ, очень старообразна; цвтъ лица у матери поражалъ своею свжестью, лицо дочери — желтизною; мать думала только объ удовольствіяхъ, дочь — о богословіи. Он были, что называется, въ хорошемъ положеніи, много вызжали въ свтъ и много принимали гостей. Он не были связаны никакими дружескими узами, но жили съ нею мирно, ибо были нужны ей, а она имъ.

Мистрисъ Брэндли когда-то, прежде добровольнаго заточенія миссъ Гавишамъ, находилась съ нею въ тсной дружб.

Въ дом мистрисъ Брэндли и вн его я выстрадалъ всевозможныя муки, которыя только могла мн причинить Эстелла. Характеръ нашихъ отношеній, ставившій меня на фамильярную съ нею ногу, въ то же время ни чуть не увеличивая ея расположенія ко мн, приводилъ меня въ смущеніе. Она мною играла, чтобъ дразнить своихъ поклонниковъ, и самая наша фамильярность давала ей поводъ постоянно смотрть слегка на мое обожаніе. Еслибъ я былъ ея лакеемъ, бднымъ родственникомъ, или даже меньшимъ братомъ ея жениха, то и тогда, мн кажется, я не былъ бы дальше, чмъ теперь, отъ осуществленія моихъ пламенныхъ надеждъ. Самое преимущество называть ее Эстеллою и, въ свою очередь, слышать, какъ она меня называла Пипомъ, при теперешнихъ обстоятельствахъ, только усугубляло мои муки. Это преимущество, сводившее съ ума другихъ ея поклонниковъ, увы, и меня самаго едва не свело съ ума.

Поклонниковъ у ней было безъ конца. Нтъ сомннія, что ревность длала въ моихъ глазахъ ея поклонникомъ всякаго, кто только подходилъ къ ней, но и безъ того ихъ было довольно. Я часто видалъ ее въ Ричмонд, часто слыхалъ о ней въ город, часто каталъ ее и мистрисъ Брэндли въ лодк. Я всюду слдовалъ за нею и на пикники, и въ театры, и въ концерты, и на балы. И вс эти удовольствія только отравляли мою жизнь. Я не провелъ и часа счастливо въ ея обществ, и все же круглые сутки, вс двадцать четыре часа, я занятъ былъ одною мыслью о неизмримомъ счастіи владть ею до гробовой доски.

Во все это время — а продолжалось оно, какъ мн тогда казалось, очень долго — Эстелла своимъ обращеніемъ давала мн понять, что наши отношенія были обязательныя, а не добровольныя. Иногда, однако, выдавались минуты, когда она какъ будто себя останавливала, перемняла тонъ и, казалось, сожалла о мн.

— Пипъ, Пипъ, сказала она мн, въ одну изъ такихъ минутъ, когда мы сидли съ ней наедин у окошка въ Ричмонд: — не-уже-ли вы никогда не поймете и не остережетесь?

— Чего?

— Меня.

— Вы хотите сказать Эстелла, когда я стану остерегаться вашей красоты.

— Я хочу сказать? Если вы не понимаете, что я хочу сказать, то вы просто слпы.

Я бы долженъ былъ отвтить, что любовь всегда считаютъ слпою, но удержался. Я всегда былъ очень сдержанъ, подъ вліяніемъ мысли, что, съ моей стороны, было бы неблагодарно преслдовать Эстеллу любезностями, такъ-какъ она знала, что не иметъ свободнаго выбора, а должна слпо повиноваться миссъ Гавишамъ. Я всегда боялся, что это сознаніе возставляло противъ меня ея гордость, и длала меня причиною ея внутренней борьбы.

— Во всякомъ случа, сказалъ я: — сегодня мн нечего остерегаться, вы сами на этотъ разъ просили меня пріхать.

— Правда, отвчала она, съ холодной, небрежной улыбкой, которая невольно всегда обдавала меня морозомъ.

Посмотрвъ въ окно (были сумерки), она чрезъ нсколько минутъ продолжала:

— Миссъ Гавишамъ желаетъ меня видть въ Сатисъ-Гаус. Вы повезете меня туда на денёкъ и привезете назадъ, то-есть, конечно, если вы желаете. Она не хотла бы, чтобъ я здила одна, а горничной моей она не приметъ, боясь, чтобъ та ее не заговорила. Согласны вы?

— Можете ли вы сомнваться въ этомъ, Эстелла!

— Такъ, значитъ, вы согласны? Если вамъ все-равно, то, пожалуйста, подемте посл завтра. Вс издержки за дорогу вы заплатите изъ моего кошелька. Вы слышите условіе?

— Я долженъ повиноваться, отвчалъ я.

Дальнйшихъ подробностей о поздк мн не сообщили, впрочемъ, и въ послдующіе разы меня точно также кратко увдомляли о дн отправленія. Миссъ Гавишамъ никогда ко мн не писала, не видывалъ я даже ея почерка. Черезъ день мы отправились въ путь и нашли ее въ той же комнат, гд я нкогда увидалъ ее впервые. Не стоитъ прибавлять, что въ Сатисъ-Гаус не произошло никавой перемны; все было по старому.

Миссъ Гавишамъ, казалось, любила Эстеллу еще страшне, чмъ прежде. Дйствительно, было что-то страшное въ ея пламенныхъ взглядахъ и поцалуяхъ. Она съ жадностью смотрла на красоту Эстеллы, жадно слушала каждое ея слово, слдила за каждымъ ея движеніемъ. Судорожно шевеля своими исхудалыми, дрожащими пальцами, она пожирала очами чудное созданіе, ею взрощенное.

Взглядъ ея иногда отъ Эстеллы переходилъ на меня и, казалось, хотлъ проникнуть въ самую глубину моего сердца и ощупать его раны.

— Какъ она съ тобою обходится, Пипъ, какъ она съ тобою обходится, спрашивала она, съ живостью, даже въ присутствіи Эстеллы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза