Большие надежды (без указания переводчика)

— Зачмъ мн называть васъ сумасшедшей? отвчала Эстелла:- я послдняя могу такъ васъ назвать. Есть ли человкъ, который, зналъ бы ваши планы вполовину такъ хорошо, какъ я? Мн васъ назвать сумасшедшей? мн, которая здсь же, у этого очага, училась у васъ всему, слушала ваши уроки, сидя; вонъ, на томъ маленькомъ стулик, смотря вамъ прямо въ глаза, хотя выраженіе лица вашего и пугало меня?

— И все это такъ скоро забыто! пробормотала миссъ Гавишамъ:- все забыто!

— Нтъ, не забыто, возразила Эстелла:- не забыто, а свято хранится въ моей памяти. Когда я въ чемъ-нибудь отступала отъ вашего ученія? Когда пренебрегала вашими уроками? Когда позволяла себ имть здсь чувство — и она тронула рукою свое сердце — котораго вы не одобряли? Будьте ко мн справедливы.

— Такъ горда, такъ горда! бормотала миссъ Гавишамъ, отбрасывая назадъ рукою свои сдые волосы.

— Кто выучилъ меня быть гордою? отвчала Эстелла. — Кто хвалилъ меня, когда я усвоила это правило?

— Такъ жестока, такъ жестока! со стономъ произнесла миссъ Гавишамъ.

— Кто выучилъ меня быть жестокою? возразила Эстелла. — Кто хвалилъ меня, когда я и въ этомъ слдовала вашимъ урокамъ?

— Но со мною быть гордою и жестокою! пронзительно воскликнула миссъ Гавишамъ, всплеснувъ руками. — Эстелла, Эстелла! ты жестока и горда со мною!

Эстелла на-минуту взглянула на нее съ какимъ-то спокойнымъ удивленіемъ; но потомъ, какъ-будто ни въ чемъ не бывало, опять наклонилась и стала смотрть на огонь.

— Я, право, не знаю, начала она посл небольшаго молчанія: — отчего вы такъ неблагоразумны, когда я прізжаю васъ навестить посл долгой разлуки. Я никогда ни на-минуту не забывала вашихъ страданій и ихъ причины; я никогда не измнила ни вамъ, ни вашему ученію. Я не могу себя упрекнуть въ томъ, что когда-нибудь выказала слабость.

— А меня любить было бы слабостью! воскликнула миссъ Гавишамъ. — Да, да, она назвала бы это слабостью!

— Я начинаю думать, сказала Эстелла задумчиво посл минутнаго удивленія:- что почти понимаю, въ чемъ дло. Вамъ вздумалось воспитать вашу пріемную дочь въ мрачномъ уединеніи этихъ комнатъ и никогда не говорить ей, что существуетъ дневной свтъ, при которомъ она никогда не видала вашего лица; сдлавъ это, вы бы вдругъ изъ каприза захотли, чтобъ она понимала и знала, что такое свтъ, и обманулись бы въ ней и стали жаловаться на судьбу!

Миссъ Гавишамъ закрыла лицо руками и молча сидла въ кресл, тихо стоная.

— Или, продолжала Эстелла:- что ближе объясняетъ дло, вы бы учили ее съ самаго ранняго возраста, что существуетъ нчто, называемое свтомъ, но что онъ ей врагъ, и она должна отъ него отворачиваться, ибо онъ погубилъ васъ и погубитъ ее; вы бы это сдлали, и потомъ вдругъ, изъ-за каприза, захотли, чтобъ ей полюбился дневной свтъ, и она не могла бы полюбить его; вы бы обманулись въ ней, и были бы недовольны!

Миссъ Гавишамъ молча слушала, или, казалось, слушала, ибо я не могъ видть ея лица.

— Итакъ, прибавила Эстелла: — вы должны меня терпть такою, какою сами меня сдлали. Мои успхи — не мои, мои недостатки — не мои, хотя со мною нераздльны.

Миссъ Гавишамъ, между-тмъ, я, право, не знаю какъ, сползла на полъ и сидла, окруженная поблекшими остатками подвнечнаго платья. Я воспользовался давно-ожидаемою минутою, чтобъ выйти изъ комнаты. Выходя, я знакомъ обратилъ вниманіе Эстеллы на миссъ Гавишамъ; Эстелла все еще стояла, какъ прежде, у камина; а мисъ Гавишамъ валялась на полу съ распущенными сдыми волосами, представляя грустное зрлище.

Съ стсненнымъ сердцемъ вышелъ я на чистый воздухъ и, покрайней-мр, съ часъ ходилъ по двору и по саду… Когда я, наконецъ, собрался съ духомъ, чтобъ воротиться въ комнаты, я нашелъ Эстеллу у ногъ миссъ Гавишамъ, починявшею ея старыя тряпки. Часто, впослдствіи, изорванныя старыя знамена въ соборахъ напоминали мн эти несчастныя остатки подвнечнаго наряда. Потомъ, мы съ Эстеллою сли играть въ карты, какъ бывало, но теперь мы уже играли во французскія модныя игры. Такъ прошелъ вечеръ, и мы разошлись спать.