Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Отдлавшись отъ привратника безъ дальнйшихъ объясненій, я остался одинъ и, въ сильномъ смущеніи, сталъ обдумывать эти два странныя происшествія. Ихъ легко было растолковать, случись они отдльно: какой-нибудь запоздалый джентльменъ, придя не въ т ворота, гд стоялъ мой привратникъ, могъ нечаянно попасть ко мн на лстницу и тамъ заснуть; наконецъ, мой страшный гость могъ взять съ собою кого-нибудь, чтобъ указать дорогу. Но взятыя вмст эти два обстоятельства не могли не возбудить во мн подозрній и опасеній.

Я развелъ огонь въ камин и при тускломъ его свт задремалъ. Проснувшись въ шесть часовъ, я былъ увренъ, что проспалъ цлую ночь, но такъ-какъ оставалось до утра еще цлыхъ полтора часа, то я опять вздремнулъ. Но сонъ мой былъ самый безпокойный: я то вскакивалъ съ испугомъ, полагая, что кто-то говорилъ въ комнат, то принималъ шумъ втра въ труб за громъ. Наконецъ, я утомился, и уснулъ непробуднымъ сномъ. Когда я проснулся, ужь былъ день. До-сихъ-поръ, я не могъ вполн сознать своего положенія и собраться съ мыслями. Я былъ ужасно растроенъ и растерянъ, ршительно не въ состояніи составить себ какой бы то ни было планъ для будущаго. Вскочивъ съ постели, я безсознательно открылъ окно и посмотрлъ на тусклое, дождливое небо, безсознательно прошелся по комнатамъ, и услся передъ огнемъ, дрожа всмъ тламъ и дожидаясь своей прачки. Я чувствовалъ, что былъ очень несчастливъ, но не сознавалъ почему.

Наконецъ, явилась старуха съ своей племянницею, голову которой трудно было отличить отъ ея ручной метелки. Он очень удивились, увидя меня передъ огнемъ, и я тотчасъ же объявилъ имъ, что ко мн ночью пріхалъ дядя, и потому надо сдлать кое-какіе перемны въ утрешнемъ завтрак. Посл этого, покуда он шумли мебелью и подымали страшную пыль, я какъ-то безсознательно умылся, одлся и снова услся передъ огнемъ, ожидая его къ завтраку.

Вскор, его дверь отворилась и онъ вошелъ. Я не могъ на него смотрть, онъ мн показался днемъ еще отвратительне.

— Я даже не знаю, сказалъ я шопотомъ, когда онъ слъ за столъ:- какъ васъ звать. Я выдалъ васъ за своего дядюшку.

— Хорошо, милый мальчикъ, называй меня дядюшкой.

— Вы, врно, назвались же какъ-нибудь на корабл.

— Конечно, мой мальчикъ, я назвался Провисомъ.

— Намрены ли вы удержать это имя?

— Отчего же нтъ, оно не хуже другаго, и я при немъ останусь если вамъ все-равно.

— А какъ ваше настоящее имя? спросилъ я шопотомъ.

— Магвичъ, отвчалъ онъ, тмъ же голосомъ: — крещенъ Абель Магвичъ.

— А какой карьер васъ предназначали?

— Карьер негодяя, отвчалъ онъ серьёзно, какъ-будто дйствительно существуетъ такая карьера.

— Когда вы вошли въ Темпль, вчера ночью… началъ я и остановился въ недоумніи, дйствительно ли то было вчера ночью, я не очень-давно, какъ мн казалось.

— Ну, мой мальчикъ.

— Когда вы вошли въ ворота и спросили меня, вы были одни?

— Одинъ? Конечно, одинъ.

— Но у воротъ былъ кто-нибудь?

— Я не обратилъ на то особеннаго вниманія, отвчалъ онъ. — Я не зналъ, вдь, вашихъ обычаевъ. Но, мн, кажется, кто-то вошелъ сейчасъ за мною.

— Васъ знаютъ въ Лондон?

— Надюсь, нтъ! сказалъ онъ, щолкнувъ пальцемъ по горлу.

Меня бросило въ жаръ.

— Прежде-то васъ знали въ Лондон?

— Не очень-многіе, мальчикъ. Я больше жилъ въ провинціи.

— А судили васъ въ Лондон?

— Въ который разъ? спросилъ онъ, живо посмотрвъ на меня.

— Въ послдній.

Онъ кивнулъ головою.

— Я тогда-то и узналъ Джаггерса. Онъ меня защищалъ.

Я только-что хотлъ спросить, за что его судили, когда онъ схватилъ ножикъ и, махнувъ имъ по воздуху, сказалъ:

— Что бы и тамъ ни сдлалъ, я своимъ трудомъ все загладилъ.

Съ этими словами онъ принялся за свой завтракъ.

Онъ лъ съ какою-то непріятною прожорливостью и, вообще, длалъ все грубо и съ шумомъ. Онъ потерялъ уже нсколько зубовъ съ-тхъ-поръ, какъ я видлъ его на болотахъ, и теперь, когда онъ наклонялъ голову, чтобъ куски попадали на задніе зубы, онъ походилъ на голодную старую собаку.

Еслибъ мн и хотлось сть, то онъ отбилъ бы всякой аппетитъ, и я сидлъ бы, какъ теперь, потупивъ взоры на скатерть. Какое-то непреоборимое отвращеніе отталкивало меня отъ него.

— Не мшаетъ теперь и покурить, сказалъ онъ:- когда я въ первый разъ нанялся пастухомъ, тамъ за моремъ, то, право, еслибъ не табакъ, то я давно бы самъ сталъ бшенымъ бараномъ.

Съ этими словами онъ всталъ изъ-за стола, и вынулъ изъ своего то родоваго сюртука коротенькую, черную трубочку и щепотку табаку, извстнаго подъ названіемъ негрскаго. Набивъ трубку, онъ остальной табакъ ссыпалъ себ въ карманъ, точно въ кисетъ. Потомъ взялъ щипцами уголекъ изъ камина, закурилъ трубку и, повернувшись спиною къ камину, протянулъ мн руки.

— Такъ вотъ, началъ онъ, понемногу выпуская дымъ изо рта и пожимая мои руки:- вотъ онъ, мой джентльменъ! Настоящій-то, котораго я сдлалъ! Смотрть на васъ, Пипъ, для меня огромное удовольствіе. Я боле ничего не требую, лишь бы быть близко и смотрть на моего мальчика!

Я освободилъ свои руки, какъ только могъ. Слушая его грубый голосъ и смотря на его морщинистую, лысую голову, я началъ сознавать всю тяжесть моего положенія.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза