— Успокойтесь! Это Гербертъ! сказалъ я. И Гербертъ вошелъ, освженный шестью стами миль, сдланныхъ имъ по Франціи.
— Гендель, любезный товарищъ, какъ ты поживаешь и что подлываешь? Мн кажется, что я тебя цлый годъ не видалъ! Смотря потому, какъ ты похудлъ и поблднлъ, я готовъ въ-самомъ-дл поврить этому! Гендель мой… Ахъ! извините пожалуйста. Видъ Провиса заставилъ его прекратить свою болтовню и пожиманіе рукъ. Провисъ, смотря на него съ усиленнымъ вниманіемъ, медленно спряталъ свой ножъ и что то искалъ въ другомъ карман.
— Гербертъ, любезный другъ, сказалъ я, затворивъ наружную дверь, пока онъ стоялъ въ удивленіи.
— Случилось много страннаго въ твое отсутствіе. Это мой гость.
— Хорошо, хорошо мальчикъ! перебилъ Провисъ, выступая впередъ, съ своею маленькою черною книжкою и, обращаясь въ Герберту, сказалъ:
— Возьмите ее въ правую руку и порази васъ Господь Богъ на мст, если вы въ чемъ измните! Поцалуйте ее.
— Сдлай то, что онъ проситъ, сказалъ я Герберту, и когда онъ, взглянувъ на меня съ удивленіемъ, исполнилъ требованіе Провиса, тотъ пожалъ ему руку и сказалъ:
— Теперь помните же, что вы присягнули. И пусть я лгунъ, если Пипъ не сдлаетъ изъ васъ джентельмена.
XLI
Тщетна была бы попытка описать чувства, наполнявшія мою душу, и не ловкое положеніе Герберта, пока, въ присутствіи Провиса, я раскрывалъ ему роковую тайну. Достаточно сказать, что мои собственныя чувства врно отражались на лиц у Герберта, и между ними видне другихъ выдавалось отвращеніе къ моему благодтелю.
Довольно было бы одного торжества, съ какимъ онъ слдилъ за моимъ разсказомъ, чтобъ поселить въ насъ отвращеніе къ нему. Кром того, что со времени своего прізда, онъ однажды былъ «грубъ» (о чемъ онъ немедленно и сообщилъ Герберту по окончаніи моего разсказа), онъ не могъ представить себ другой помхи моему счастью. Онъ хвастался тмъ, что сдлалъ изъ меня джентльмена и дастъ мн средства поддержать это званіе, и пришелъ въ заключенію, что намъ обоимъ есть чмъ похвалиться и чмъ похвастаться.
— Видите ли, пипинъ товарищъ, сказалъ онъ Герберту посл продолжительнаго разсужденія: — я былъ грубъ на одну минуту — я знаю, что былъ грубъ. Я сейчасъ же сказалъ Пипу, что я былъ грубъ. Но объ этомъ не безпокойтесь. Я не даромъ сдлалъ изъ Пипа джентльмена, а Пипъ сдлаетъ изъ васъ джентльмена, — я знаю, какъ мн должно съ вами обращаться. Милый мой мальчикъ и пипинъ товарищъ, вы оба можете быть уврены, что я на себя надну приличную узду. Ходилъ въ узд, пока не выпустилъ того грубаго слова, и теперь въ узд и вкъ не сниму ея.
Гербертъ сказалъ: «разумется», но судя по его взорамъ, онъ далеко не видлъ въ этомъ большаго утшенія и оставался озадаченнымъ и пораженнымъ. Мы съ нетерпніемъ ожидали минуты, когда онъ уйдетъ къ себ и оставитъ насъ вдвоемъ, но, кажется, ему было завидно оставить насъ наедин, и онъ просидлъ довольно долго. Уже пробило полночь, когда я проводилъ его въ Эссекс-Стритъ, гд онъ вошелъ при мн въ свою мрачную дверь. Когда дверь эта захлопнулась, я, впервые посл его прізда, почувствовалъ минутное облегченіе.
Неспокойный съ-тхъ-поръ, что наткнулся на чужаго человка на лстниц, я всегда осматривался, когда въ сумерки ходилъ за своимъ гостемъ и ночью возвращался съ нимъ, желая убдиться, что никто не слдуетъ за нами, и на этотъ разъ я осмотрлся на вс стороны. Какъ не легко вообразить себ въ большомъ город, что за вами, слдятъ, но теперь я не замтилъ никого, кто бы, хоть сколько-нибудь, заботился обо мн. Немногіе шедшіе по улиц, прошли каждый своей дорогой, и когда я повернулъ обратно въ Темплъ, улица была пуста. Никто не выходилъ со мною изъ воротъ, никто не вошелъ за мною. Проходя мимо фонтана, я увидлъ, какъ окна его тихо и спокойно свтились въ темнот, и Гарден-Кортъ, когда я остановился у двери дома, въ которомъ мы жили, былъ также спокоенъ и безмолвенъ, какъ лстница, по которой я взобрался домой.
Гербертъ встртилъ меня съ распростертыми объятіями, и я никогда не сознавалъ такъ сильно, какъ въ ту минуту, что за блаженство имть истиннаго друга. Произнеся нсколько слов или, врне, звуковъ, въ утшеніе другъ другу, мы сли, чтобъ обсудить вопрос: что тутъ длать?
Стулъ, на которомъ сидлъ Провисъ, еще стоялъ на томъ же мст; Гербертъ взялъ его безсознательно, но въ ту же минуту вскочилъ и взялъ другой. Посл этого, ему не къ чему было признаваться въ моемъ отвращеніи къ своему благодтелю, которое и я раздлялъ довольно видимо, чтобъ не нуждаться въ объясненіяхъ. Мы помнялись признаніями, не открывая рта.
— Что, что тутъ длать? сказалъ я, когда Гербертъ перешелъ на другой стулъ.
— Бдный, милый Гендель, отвчалъ онъ:- я слишкомъ пораженъ, чтобъ здраво помышлять о чемъ бы то ни было.
— То же было и со мной, когда ударъ внезапно разразился. Но что-нибудь да надо же предпринять. Онъ хочетъ непремнно заводить лошадей, карету и всякую роскошь. Надо же остановить его какъ-нибудь.
— То-есть, ты не хочешь принять…
— Могу ли я? подхватилъ я, видя, что онъ остановился. — Подумай о немъ! Посмотри на него!
Мы оба невольно содрогнулись.