Не знаю, какимъ образомъ вырвались эти слова изъ устъ моихъ, при моемъ отчаяніи. Эти мысли скопилась во мн, какъ кровь въ сокрытой ран и вдругъ нашли себ истокъ. Я продержалъ нсколько краткихъ мгновеній ея руку у моихъ устъ и удалился. Но всегда впослдствіи вспоминалъ, что, пока Эстелла смотрла на меня съ недоврчивымъ удивленіемъ, призрачный образъ миссъ Гавишамъ, державшей все время руку на сердц, ясно обнаруживалъ жалость и раскаяніе. Теперь все было кончено! Когда я вышелъ изъ воротъ, дневной свтъ показался мн темне, чмъ когда я вошелъ. Сначала я блуждалъ по маленькимъ тропинкамъ, а потомъ пустился по дорог въ Лондонъ. Въ это время, я на столько пришелъ въ себя, что обсудилъ невозможность вернуться въ гостиницу и встртиться тамъ съ Друммелемъ. Я чувствовалъ, что не могъ бы сидть въ дилижанс и разговаривать съ сосдомъ; я полагалъ лучше всего утомитъ себя до изнеможенія. Было уже за полночь, когда я прошелъ Лондонскій Мостъ. Миновавъ узкія улицы ведущія на западъ, близь Миддельсекской Набережной, ближайшій мой путь въ Темпль былъ чрезъ Уайтфрайерсъ. Меня не ожидали раньше слдующаго дня, но я взялъ съ собою ключи и, еслибъ даже Гербертъ спалъ, я легко могъ бы пройти въ спальню, не разбудивъ его.
Мн рдко случалось проходить Уайтфрайерскія ворота посл того, какъ ужь запирали Темпль. Грязный и уставшій съ дороги, я не обидлся, когда ночной сторожъ, осмотрвъ меня съ большимъ вниманіемъ, только слегка отворилъ мн ворота; чтобъ помочь его памяти я назвалъ себя.
— Я такъ и полагалъ, сударь, но не былъ вполн увренъ. Вотъ письмо къ вамъ. Человкъ, принесшій его, просилъ сказать вамъ, чтобъ вы потрудились прочесть его при свт моего фонаря.
Очень-удивленный этой просьбою, я взялъ записку. Адресована она была Филиппу Пипу, эсквайеру, и надъ адресомъ было написано: «Пожалуйста, прочтите это здсь же». Я раскрылъ ее и прочелъ слдующія слова, написанныя рукою Уемика:
XLV
Прочтя предостереженіе Уемика, я тотчасъ повернулъ отъ воротъ Темпля, поспшилъ въ Флитъ-Стритъ, нанялъ тамъ экипажъ, и отправился въ Ковэн-Гарденъ къ гостиниц Гуммумсъ. Въ т времена во всякое время ночи можно было найдти тамъ постель, и лакей впустивъ меня въ открытую калитку, зажегъ первую, стоявшую въ ряду, свчу и провелъ меня въ первую комнату, стоявшую у него на листу. То была маленькая комнатка со сводомъ, съ громадною двухспальною кроватью, деспотически завладвшею всмъ помщеніемъ, такъ-что одна изъ ея ножекъ была почти въ камин, другая въ дверяхъ, а щедушный умывальный столикъ былъ совершенно придушенъ ею.
Я спросилъ свчу и лакей принесъ мн старинный ночникъ, употреблявшійся въ т добродтельныя времена. Онъ былъ заключенъ въ высокой жестяной башн съ круглыми дирочками въ бокахъ; слабый мерцающій свтъ его, пробиваясь чрезъ эти дирочки, рисовалъ затйливые узоры, въ вид уродливыхъ глазъ, на всхъ стнахъ. Улегшись въ постель, усталый, измученный, и съ болью въ ногахъ, я вскор увидлъ, что былъ также не въ состояніи сомкнуть свои собственные глаза, какъ и глаза этого безсмысленнаго ночника Аргуса. Итакъ во мрак глухой ночи, мы пристально глядли другъ на друга.
Что это была за ночь! Какъ безпокойна, страшна и длинна показалась она мн. Въ комнат моей царствовалъ какой-то не-гостепріимный запахъ дыма и пыли. Я взглянулъ на верхъ въ углы полога и мн пришло въ голову, сколько мухъ изъ мясныхъ лавокъ и оводовъ съ рынка покоятся тамъ въ ожиданіи лта. Я начиналъ раздумывать, не станутъ ли они валиться на меня сверху, и уже чувствовалъ, будто что-то легкое упало мн на лицо. Потомъ мысли мои принимали другой оборотъ, мн казалось, что-то еще боле-непріятное прогуливается по моей спин. Пролежавъ такимъ-образомъ нсколько времени, я начиналъ совершенно ясно слышать т странные звуки, которыхъ порождаетъ мертвая тишина. Чуланчикъ свистлъ, каминъ вздыхалъ, умывальный столикъ кряхтлъ и какая-то гитарная струна дребезжала, отъ времени до времени въ комод. Около того же времени и вс глаза на стнахъ приняли новое выраженіе, вс они, вяжется, хотли сказать: Не ходите домой!