Я выпилъ за здоровье новой четы, престарлаго родителя, замка, и, уходя, привтствовалъ маленькою рчью молодую. Однимъ словомъ, старался быть какъ только могъ любезне.
Уемикъ проводилъ меня до дверей, и я опять поздравилъ его, пожимая ему руку на прощаніе.
— Благодарствуйте! сказалъ Уемпкъ, потирая руки. — Вы не можете себ представить, какая она славная птичница. Я вамъ пришлю яицъ, которыя снесутъ ея куры и вы тогда сами убдитесь, что я правъ. Послушайте, мистеръ Пипъ, прибавилъ онъ, призывая меня назадъ и говоря шопотомъ:- это совсмъ Уольворское чувство и прошу васъ, чтобъ оно осталось между нами.
— Я понимаю. Не слдуетъ упоминать объ этомъ въ Литтель-Бритен, сказалъ я.
Уемикъ утвердительно кивнулъ головою.
— Посл того, что вы на дняхъ выпустили, пускай мистеръ Джаггерсъ лучше ничего не знаетъ объ этомъ. Онъ, пожалуй, подумаетъ, что я рехнулся.
LVI
Магвичъ пролежалъ больнымъ въ тюрьм все время отъ первоначальнаго ареста до открытія сессій. Онъ сломалъ себ два ребра и повредилъ легкія, почему и дышалъ съ большимъ трудомъ и болью, которая ежедневно усиливалась. Вслдствіе ушиба онъ говорилъ очень-мало и такъ тихо, что едва можно было разслышать его слова. Но онъ всегда радъ былъ меня слушать, и я считалъ первымъ своимъ долгомъ говорить и читать ему все, что могло служить ему въ пользу. Его болзнь до того усилилась, что несчастнаго нельзя было боле оставить въ общей тюрьм, и потому, черезъ день, его перенесли въ лазаретъ. Тутъ я гораздо чаще могъ съ нимъ видаться. Одна болзнь спасла его отъ цпей, ибо его считали самымъ опаснымъ преступникомъ.
Хотя я ежедневно съ нимъ видался, но на такое короткое время и часы разлуки были такъ продолжительны, что я замчалъ малйшую физическую перемну въ его лиц. И перемны эти не были къ лучшему; онъ видимо изнемогалъ и день это дня становился слабе. Магвичъ выказывалъ смиреніе и покорность своей участи, какъ человкъ совершенно-утомленный жизнью. Мн иногда казалось, по его словамъ и выраженію лица, что онъ обдумывалъ вопросъ, не сдлался ли бы онъ лучшимъ человкомъ при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ; но онъ никогда не старался оправдать себя подобными средствами.
Раза два или три тюремщикамъ случалось упомянуть о дурной его репутаціи, тогда, бывало, покажется улыбка на его. лиц и онъ обратится ко мн съ такимъ взглядомъ, какъ будто увренъ, что я въ немъ зналъ еще въ дтств не одну хорошую сторону. Вообще Магвичъ велъ себя смирно, никогда и ни на что не жаловался.
Когда открылись судебныя сессіи, мистеръ Джаггерсъ подалъ прошеніе объ отсрочк дла Магвича до слдующаго раза, въ надежд что онъ такъ долго не проживетъ. Но ему отказали. Слдствіе началось, и Магвича принесли въ судъ въ креслахъ. Мн позволили стоять за нимъ, не выпуская его руки изъ своихъ рукъ.
Слдствіе было коротко и ясно. Все, что можно было сказать въ въ его пользу было сказано — какъ онъ послднее время сталъ работать, какъ жилъ хорошо и честно. Но ничмъ нельзя было опровергнуть факта, что онъ воротился въ Англію и стоялъ теперь передъ судьею и присяжными. Невозможно было не признать его виновнымъ.