Большие надежды (без указания переводчика)

Дни проходили, и я замчалъ, что онъ иногда долго продолжалъ лежать, вперивъ невозмутимо-спокойный взглядъ на блый потолокъ. По временамъ мои слова его оживляли, чрезъ минуту онъ опять впадалъ въ оцпененіе. Иногда онъ совсмъ не могъ говорить и отвчалъ мн легкомъ пожатіемъ руки; я вскор привыкъ къ этому и сталъ угадывать его мысли. Наступилъ уже десятый день, Посл приговора, когда я внезапно замтилъ значительную перемну въ немъ. Глаза его обращены были къ дверямъ и радостно блеснули при моемъ вход.

— Любезный другъ, сказалъ онъ, когда я прислъ къ его кровати. Я боялся, чтобъ вы не опоздали, хотя почти увренъ былъ что это не случится.

— Я въ назначенное время пришелъ, сказалъ я: — я ужь давно дожидаюсь у воротъ.

— Вы всегда дожидаетесь у воротъ, не такъ-ли, любезный другъ.

— Да, чтобы не потерять ни минуты.

— Благодарю васъ, милый другъ, благодарю васъ. Да благословитъ васъ Богъ! Вы меня никогда не покидали.

Я молча пожалъ его руку, ибо не могъ забыть, что однажды хотлъ покинуть его.

— И, что всего лучше, вы ухаживали за мною въ бд, а не тогда, когда мн везло. Это лучше всего.

Онъ лежалъ на спин и дышалъ чрезвычайно трудно. Какъ онъ ни любилъ видть меня и говорить со мною, но оживленность опять исчезла съ его лица, отуманенный взоръ его обратился снова къ потолку.

— Вы сильно страдаете?

— Я не жалуюсь, любезный другъ.

Это были послднія слова, произнесеннныя имъ. Онъ улыбнулся и мн показалось, что онъ желаетъ, чтобы я положилъ свою руку на его грудь. Я это сдлалъ, онъ снова улыбнулся и покрылъ мою руку своими.

Назначенное для посщенія время уже кончилось; оглянувшись я замтилъ за собою начальника тюрьмы, который мн сказалъ шопотомъ, «вы можете еще здсь остаться». Я его поблагодарилъ отъ души и спросилъ: «могу я съ нимъ поговорить наедин, если онъ меня можетъ разслышать?»

Начальникъ тюрьмы отошелъ въ сторону и сдлалъ знакъ надзирателю, чтобъ онъ послдовалъ его примру. На минуту глаза Магвича оживилось и онъ взглянулъ на меня очень нжно.

— Милый Магвичъ, я наконецъ ршился вамъ сказать кое-что. Вы понимаете, что я говорю?

Онъ слегка пожалъ мою руку.

— У васъ была дочь, любимая вами и которой вы лишились.

Онъ сильне пожалъ мою руку.

— Она жива и нашла сильныхъ покровителей. Она важная леди и красавица собою. И я люблю ее!

Послднимъ слабымъ усиліемъ онъ поднялъ руку мою къ своимъ губамъ. Потомъ, снова медленно опустивъ ее на грудь, онъ покрылъ ее своими руками, и обратилъ невозмутимо спокойный взоръ на потолокъ. Но вскор глаза его закрылись и голова покойно опустилась на грудь.

Вспомнивъ, что мы вмст читали о двухъ людяхъ вошедшихъ въ храмъ молиться, я понялъ, что не могу ничего сказать лучшаго при его смертномъ одр, какъ «Боже, буди милостивъ ему, гршнику!»

LVII

Оставшись одинъ одинехонекъ, я объявилъ свое намреніе выхать съ квартиры моей въ Темпл, какъ только кончится срокъ контракта, а покуда передать ее кому-нибудь. Я тотчасъ же наклеилъ бумажки на окна, потому-что у меня накопилось очень много долговъ, а денегъ почти не оставалось, и я начиналъ уже серьёзно безпокоиться о своихъ финансахъ. Впрочемъ, мн скоре слдуетъ сказать, что я начиналъ бы безпокоиться, еслибъ былъ въ состояніи въ то время ощущать что-нибудь, кром злаго недуга. Недавнія тревоги и безпокойства, какъ будто придавали мн силы, но он не могли уничтожить зараждавшейся болзни, а только отсрочили ее. Теперь же я сознавалъ, что болзнь овладваетъ мною, боле ничего я не зналъ, да и знать не хотлъ.

Дня два я валялся на диван или на полу, гд попало. Голова у меня трещала, вс суставы и кости болли, я терялъ всякое сознаніе. Наконецъ, настала какая-то безконечная ночь, полная тревожныхъ и ужасныхъ сновъ; когда же по утру я хотлъ привстать и собраться съ мыслями, то силы мн измнили и я, лежа, сталъ думать на яву ли было то, что я видлъ и длалъ въ эти дни. Ходилъ ли я дйствительно ночью въ Гарденкортъ искать свою лодку и очутился раза три на лстниц, не зная какъ я туда попалъ; дйствительно ли, я зажигалъ лампу и выбгалъ на лстницу, думая, что онъ взбирается ко мн въ темнот; на яву ли, наконецъ, я слышалъ около себя смхъ, и стоны, и видлъ въ углу комнаты железную печь, въ которой жарилась миссъ Гавишамъ. Но лишь только что-нибудь выяснялось мн изъ этого хаоса, тотчасъ же туманъ какой-то скрывалъ все изъ моихъ глазъ. Сквозь эту мглу я вдругъ увидлъ въ сказанное утро, что ко мн подходятъ два человка.

— Что вамъ нужно? закричалъ я: — Я васъ не знаю.

— Мы скоро покончимъ наше дло, сэръ, отвчалъ одинъ изъ нихъ, взявъ меня за плечо: — вы арестованы.

— Какъ великъ долгъ?

— Сто двадцать три фунта пятьнадцать шилинговъ и шесть пенсовъ. Это, кажется, счетъ золотыхъ длъ мастера.

— Что жъ мн длать?

— Вы бы лучше перехали во мн, сказалъ другой человкъ: — у меня отличное помщеніе.

Я началъ было одваться, но вотъ опять все закружилось и запрыгало въ моихъ глазахъ. Когда я снова открылъ ихъ, я лежалъ на постели и оба человка стояли подл меня.