На воротахъ, и на окнахъ виднлись объявленія о продаж, на слдующей недл, съ аукціоннаго торга, мебели и разной домашней утвари. Домъ же продавали, какъ старый строительный матеріалъ, на сломъ. Надъ пивоварней красовалась большими блыми буквами надпись «1-й участокъ», а надъ домомъ, столько лтъ закрытымъ, «2-й участокъ». Были еще надписи и на другихъ постройкахъ, а завядшія вьющіяся растенія, сорванныя со стнъ, чтобы ясне выказать надписи, теперь валялись въ пыли. При вход въ ворота, я оглянулся съ непріятнымъ чувствомъ незнакомца, неимющаго ничего общаго съ окружающими его предметами, и замтилъ аукціонернаго писца, расхаживавшаго по бочкамъ и считавшаго ихъ для джентельмена, который, держа въ рукахъ перо, составлялъ опись; вмсто письменнаго стола ему служили кресла на колесахъ, которыя я такъ часто каталъ, напвая «дядя Клемъ».
Вернувшись къ завтраку въ столовую Синяго Вепря, я засталъ тамъ мистера Пёмбельчука, разговарившаго съ хозяиномъ. Не исправившись, повидимому, и посл недавняго печальнаго приключенія, онъ дожидался меня и, при моемъ вход, обратился ко мн со слдующими словами:
— Молодой человкъ, сожалю, что вы обднли. Но иначе и ожидать было нечего! Но иначе и ожидать было нечего!
При этомъ, съ важнымъ видомъ, будто прощая меня, онъ протянулъ мн руку, которую я нехотя пожалъ, ибо былъ слишкомъ изнуренъ, чтобъ ссориться съ нимъ.
— Уилліамъ, сказалъ Пёмбельчукъ лакею:- подай лепешекъ!
Угрюмо услся я завтракать, но, не усплъ я еще протянуть руку къ чайнику, какъ Пёмбельчукъ, стоявшій рядомъ со мной, схватилъ его и налилъ мн чаю, съ видомъ благодтеля, нехотвшаго покинуть меня до конца.
— Уилліамъ, сказалъ онъ: — подай соли. Въ прежнее счастливое время, продолжалъ онъ, уже обращаясь ко мн я думаю вы употребляли сахаръ? Не пили-ли вы также и чай со сливками? Да! Уилліамъ, принеси крессу.
— Благодарю васъ, отвчалъ я отрывисто:- я не мъ крессу.
— Вы не дите? возразилъ мистеръ Пёмбельчукъ, вздыхая, какъбудто онъ полагалъ, что въ настоящемъ моемъ бдномъ положеніи мн кресса была самая приличная да: — однако вамъ надо довольствоваться простыми земными плодами. Ничего не приноси, Уилліамъ.
Я продолжалъ завтракать, а мистеръ Пёмбельчукъ, стоя за мною и выпучивъ глаза, громко дышалъ по обыкновенію. «Кости да кожа», размышлялъ онъ вслухъ. «А когда онъ отсюда отправился (могу сказать съ моимъ благословленіемъ) и я угостилъ его чмъ могъ, онъ былъ здоровъ какъ быкъ».
Слова его навели меня на мысль сравнить прежнее его раболпное поведеніе, когда онъ, при извстіи о постигшемъ меня богатств, низко кланяясь, пожималъ мою руку, говоря: «позвольте, позвольте», съ важнымъ снисходительнымъ видомъ, съ которымъ онъ теперь подалъ мн свои толстые пальцы.
— А! сказалъ онъ, передавая мн хлбъ и масло. — Вы отправляетесь къ Джозефу.
— Ради Бога, воскликнулъ я невольно разгорячившись:- что вамъ за дло, куда я иду. Оставте мой чайникъ въ поко!
Я не могъ хуже поступить, ибо тмъ представилъ Пёмбельчуку случай, котораго онъ искалъ.
— Да, молодой человкъ, сказалъ онъ, выпуская изъ рукъ чайникъ и отступая шага на два отъ стола, чтобы хозяинъ гостинницы и его слуга, стоявшіе у дверей, лучше могли его разслышать. — Я оставлю чайникъ. Вы правы, молодой человкъ. На этотъ разъ вы правы. Я совершенно забылся при вид вашей худобы, послдствія вашего образа жизни и хотлъ только подкрпить ваше здоровье пищею вашихъ праотцевъ. Впрочемъ, продолжалъ онъ, обращаясь въ хозяину Вепря и къ слуг, и указывая рукой на меня. — Я съ нимъ игралъ въ дни счастливой его юпости. Вы скажете, что это невозможно. Я же вамъ говорю, что игралъ.
Послышался легкій шопотъ. Лакей казалось былъ тронутъ.
— Вдь это онъ самый! воскликнулъ Пёмбельчукъ. — Я его каталъ въ своемъ кабріолет. Я слдилъ за его воспитаніемъ. Вдь я приходился дядюшкой его сестр, по ея мужу. Ее звали Джіоржіаной-Маріей. Пускай это опровергнетъ кто, если можетъ.
Лакей, повидимому, убдился въ томъ, что я не могу опровергнуть его словъ и, кажется, сталъ еще худшаго обо мн мннія.
— Молодой человкъ, сказалъ Пёмбельчукъ, обращаясь во мн:- вы отправляетесь къ Джозефу. Что мн за дло до васъ? А я всегда вамъ говорю, сударь, вы отправляетесь къ Джозефу.
Лакей кашлянулъ, будто хотлъ предложить мн опровергнуть эти слова.
— Теперь, продолжалъ Пёмбельчукъ съ возрастающимъ достоинствомъ и жаромъ: — теперь, я васъ научу, что вамъ надлежитъ сказать Джозефу. Вотъ хозяинъ Вепря, человкъ извстный и уважаемый въ город, и Уилліамъ, по фамиліи Поткнисъ, если не ошибаюсь.
— Вы не ошиблись, сударь, сказалъ Уилліамъ.
— Я васъ выучу при нихъ, молодой человкъ, что вамъ слдуетъ сказать Джозефу; вы скажите: Джозефъ, я сегодня видлъ своего перваго благодтеля. Я не назову его имени, но вообще вс въ город его такъ зовутъ. Я видлъ его.
— Клянусь, что я не вижу его здсь! сказалъ я.
— Такъ же и это скажите ему, продолжалъ Пёмбельчукъ. — Скажите ему, что вы это мн сказали и даже Джозефъ удивится.
— Вы очень ошибаетесь, сказалъ я. — Я его лучше вашего знаю.