Большие надежды (без указания переводчика)

Между-тмъ дома, въ кухн, держали совтъ за совтомъ, что раздражало меня до-нельзя. Оселъ Пёмбельчукъ нердко приходилъ на ночь изъ города нарочно для того, чтобъ разсуждать съ сестрою о моей будущности. Я, право, увренъ (и, въ стыду моему, досел не раскаявался въ подобномъ настроеніи), что будь эти руки въ то время посильне, то онъ не досчитался бы нсколькихъ спицъ въ своей таратайк, а при удач — и столькихъ же реберъ въ боку. Этотъ скотъ былъ до того тупъ, что не могъ разсуждать о моей участи, не имя меня передъ глазами, какъ матеріалъ для обработки; онъ, бывало, вытащитъ меня (чаще всего за шиворотъ) изъ угла, гд я покойно сидлъ, поставитъ противъ огня, будто приготовляясь меня жарить, и начнетъ свои разсужденія словами: «Ну-съ, сударыня, вотъ онъ мальчикъ! Вотъ мальчикъ, котораго вы вскормили отъ руки. Подними голову, мальчикъ, и будь вчно благодаренъ. Касательно этого мальчика…» Потомъ, держа меня за рукавъ, онъ начиналъ гладить меня по голов противъ ворса (на что, по-моему, никто на свт не имлъ права); въ этомъ положеніи я представлялъ врную картину безсмыслія, съ которымъ могло сравниться только его собственное тупоуміе.

Затмъ они съ сестрою пускались вдвоемъ въ самыя подлыя предположенія о томъ, что миссъ Гавишамъ сдлаетъ изъ меня и для меня. Пренія эти до такой степени выводили меня изъ терпнія, что я на силу удерживался отъ того, чтобъ не расплакаться съ досады и броситься на Пёмбельчука, чтобъ порядкомъ поколотить его. Въ этихъ бесдахъ сестра относилась обо мн какъ нельзя обидне, будто вышибала мн по зубу каждый разъ, когда упоминала обо мн; а Пёмбельчукъ, произвольно-взявшій на себя опеку надо мною, бывало, осматриваетъ меня съ головы до ногъ съ недовольнымъ видомъ, будто соображая про-себя, какъ трудно будетъ сдлать что-нибудь порядочное изъ такого дряннаго матеріала.

Джо не принималъ участія въ преніяхъ моихъ доброжелателей, хотя они часто относились къ нему и даже нападали на него за то, что мистрисъ Гарджери была убждена, что онъ не сочувствуетъ удаленію моему съ кузницы, когда я уже въ лтахъ поступить къ нему въ ученье. Бдный Джо сидитъ, бывало, передъ огнемъ, да сгребаетъ ломомъ золу съ ршетки камина; но сестра моя и этотъ невинный поступокъ принимала за выраженіе явнаго сопротивленія ея планамъ, бросалась на мужа, отнимала у него ломъ и, тряхнувъ имъ, клала на мсто. Каждое преніе оканчивалось самымъ обиднымъ для меня образомъ. Вдругъ, безъ всякаго видимаго порода, сестра моя звнетъ и, будто случайно замтивъ мое присутствіе, неожиданно накинется на меня: «Ну, надолъ ты намъ! Убирайся себ-спать; довольно ты намъ испортилъ крови, будетъ съ насъ на одинъ вечеръ!» Кто бы сказалъ, что я ихъ просилъ надодать мн до смерти своими бреднями?

Подобныя пренія прекратились бы нескоро, ибо, какъ видно, нравились самозванцамъ-опекунамъ моимъ, еслибъ, разъ гуляя, опершись на мое плечо, миссъ Гавишамъ не замтила мн вдругъ съ неудовольствіемъ:

— Ты очень подросъ, Пипъ!

Я почелъ самымъ благоразумномъ выразить глубокомысленнымъ взглядомъ, что это обстоятельство могло произойти отъ причинъ, совершенно отъ меня независящихъ.

На этотъ разъ она ничего боле не сказала, но только вдругъ остановилась и взглянула на невя; потомъ опять остановилась и снова взглянула, и посл того казалась не въ дух. На слдующій разъ, когда катанье ваше кончилось и я подкатилъ ее къ уборному столику, она задержала меня нетерпливымъ движеніемъ пальцевъ.

— Повтори-ка мн имя твоего кузнеца.

— Джо Гарджери, сударыня.

— Тотъ самый, къ кому тебя хотятъ отдавать въ ученье?

— Такъ точно, миссъ Гавишамъ.

— Теб лучше бы сразу поступить въ ученье. Согласился ли бы Гарджери придти сюда съ тобою и принести твой контрактъ — какъ ты думаешь?

Я объяснилъ, что онъ, вроятно, почтетъ это за особую для себя честь.

— Такъ пускай же приходитъ.

— Когда прикажете, миссъ Гавишамъ?

— Ну, вотъ опять! Я никакого времени знать не хочу. Пусть приходитъ поскоре, и ты съ нимъ.

Когда я вечеромъ возвратился и передалъ Джо желаніе миссъ Гавишамъ, сестра моя расходилась пуще прежняго и сдлала намъ сцену, какой я еще не видывалъ. Она спрашивала меня и Джо, за что мы ее принимаемъ — за подстилку, что топчутъ подъ ногами? И какъ мы смемъ такъ обращаться съ нею? И съ кмъ же ей, по-нашему, прилично водиться, если мы гнушаемся взять ее съ собою къ миссъ Гавишамъ? Истощивъ цлый потокъ подобныхъ допросовъ, она бросила въ Джо подсвчникомъ, громко зарыдала и, схвативъ щетку, начала съ неистовствомъ чистить комнату. Недовольная чисткою въ сухую, она взялась за ведро и помело, и безъ церемоніи вымела насъ на дворъ, такъ-что намъ пришлось зябнуть на заднемъ двор.

Было десять часовъ, когда мы, наконецъ, осмлились прокрасться въ домъ. Тогда сестра спросила Джо, зачмъ онъ лучше не женился прямо на черной невольниц, которая бы на него день и ночь работала? Бдный Джо ничего не отвчалъ и разглаживалъ бакенбарды свои, глядя на меня съ такимъ обиженнымъ видомъ, какъ-будто онъ въ-самомъ-дл въ эту минуту жаллъ объ этомъ промах.

XIII