Большие надежды (без указания переводчика)

— Что бы вы сказали на двадцать фунтовъ? снова спросилъ Джо.

— Великолпно! другаго слова нтъ, возразила сестра.

— А тугъ побольше и двадцати фунтовъ, сказалъ Джо.

Этотъ противный притворщикъ Пёмбельчукъ снова кивнулъ головой, съ видомъ покровительства, и сказалъ, улыбаясь:

— Больше, этого сударыня. Хорошее дло! Ну продолжайте изводить ее, Джозефъ!

— Чтобъ ужь покончить разомъ, сказалъ Джо, съ восхищеніемъ передавая мшокъ моей сестр:- тутъ двадцать-пять фунтовъ.

— Тутъ двадцать-пять фунтовъ, повторилъ гнусный Пёмбельчукъ и привсталъ, чтобъ пожать ей руку:- и не боле, не мене, какъ то, чего вы заслуживаете, сударыня — я это всегда скажу всмъ и каждому. Теперь позвольте васъ поздравить съ приходцомъ!

Еслибъ еще мерзавецъ остановился на этомъ — нтъ! онъ очернилъ себя гораздо-боле гнуснымъ образомъ: съ какимъ-то нагло покровительственнымъ тономъ, онъ взялъ меня подъ свою опеку, что въ моихъ глазахъ было гаже всхъ прежнихъ его выходокъ.,

— Теперь, видите ли Джозефъ съ супругою, сказалъ Пёмбельчукъ, взявъ меня за руку, выше локтя:- я не охотникъ останавливаться на полудорог, я люблю идти до конца, когда разъ, принялся за дло. По моему, надо мальчика тотчасъ же закабалить окончательно — это мое мнніе, закабалить окончательно.

— Мы вамъ за все премного обязаны, дядя Пёмбельчукъ, сказала сестра, схвативъ мшокъ съ деньгами.

— Не обо мн рчь, сударыня, возразилъ чортовъ лавочникъ. Удовольствіе — везд удовольствіе для частнаго человка. Дло въ томъ, что вотъ мальчикъ: его надо формально закабалить ученикомъ къ Джозефу. Я ужь это возьму на себя, такъ и быть.

Судъ засдалъ въ ратуш, недалеко оттуда, и мы пошли прямо въ присутствіе, чтобъ скрпить тамъ контрактъ нашъ съ хозяиномъ. Когда я говорю, мы пошли, то вовсе не намекаю на себя, потому-что я не шелъ, а меня тащилъ подлый Пёмбельчукъ, какъ поджигателя какого, или вора. Дйствительно, когда Пёмбельчукъ протолкалъ меня въ судъ, окружавшіе приняли меня за пойманнаго преступника. Одинъ говорилъ: «чтожь онъ сдлалъ?» другой: «какой молодой! впрочемъ, наружность скверная». Наконецъ, какой-то добрый и скромный по виду господинъ даже сунулъ мн въ руки душеспасительную книжку: «Чтеніе въ моей темниц», гд-былъ изображенъ молодой преступникъ, весь обвшанный цпями, будто выставка сосисекъ.

Присутствіе показалось мн въ то время очень-страннымъ мстомъ: загороженныя скамьи выше, чмъ въ церкви, и биткомъ набитыя народомъ; важные судьи (одинъ даже въ парик), развалившіеся въ креслахъ, кто читалъ, кто нюхалъ табакъ, кто просто сидлъ сложа руки; круглые, почернвшіе портреты, простудушно принятые мною за караваи, развшанные по стнамъ — все это показалось мн какъ-то дико. Здсь, въ одномъ изъ угловъ, контрактъ мой былъ надлежащимъ образомъ подписанъ и скрпленъ: я былъ закабаленъ! Мистеръ Пёмбельчукъ все время такъ крпко держалъ меня за руку, какъ-будто велъ меня на вислицу, и только мимоходомъ забжалъ сюда, чтобъ предварительно устроить это дльце.

Когда мы вышли изъ залы и направились обратно въ мистеру Пёмбельчуку, вс уличные мальчишки, провожавшіе насъ въ судъ, въ надежд присутствовать при моемъ нравственномъ истязаніи, казались очень-недовольными, убдясь, что спутники мои были только друзья, служившіе мн конвоемъ, а не обвинители. Придя назадъ, сестра такъ расходилась при вид двадцати-пяти гиней, что ршила дать банкетъ у «Синяго Вепря», по причин и насчетъ этого неожиданнаго счастья. Мистеръ Пёмбельчукъ долженъ былъ хать въ своей таратайк за Гиблями и мастеромъ Уопселемъ.

На это вс согласились, благодаря чему, я провелъ одинъ изъ самыхъ скучныхъ дней моей жизни. Вс, казалось, были убждены, что я совершенно-лишній на пирушк; но вс, отъ времени до времени, обращались во мн съ пошлымъ вопросомъ: отчего я не веселюсь? На что я, разумется, былъ принужденъ отвчать, что веселюсь, хотя былъ очень-далекъ отъ веселья.

Они были взрослые и потому умли веселиться. Этого бестію, Пёмбельчука, посадили на первое мсто, какъ главнаго виновника торжества. Поставивъ меня на стулъ рядомъ съ собою, онъ обратился къ остальнымъ съ рчью, въ который сообщилъ имъ новость, что я закабаленъ, и съ дьявольскимъ удовольствіемъ напиралъ на то, что, какъ сказано въ контракт, я теперь подвергаюсь заключенію въ острог, если стану пить, играть въ карты, сидть по ночамъ или посщать дурное общество.

Я хорошо помню только то, что они мн не давали заснуть, и какъ-скоро я начиналъ дремать, будили меня и приглашали веселиться. Довольно-поздно вечеромъ мистеръ Уопсель прочиталъ намъ оду Колинса, и съ такимъ жаромъ подражалъ шуму брошеннаго меча, что половой приходилъ «освдомиться о здоровьи этихъ господъ, со стороны жильцовъ нижняго этажа, и напомнить имъ, что здсь не фехтовальная школа». Вс, кром меня, возвращались домой въ отличномъ настроеніи духа и горланили псню о какой-то красной дв. Мистеръ Уопсель взялъ на себя басъ и утверждалъ, что онъ именно и есть блокурый герой псни.