Большие надежды (без указания переводчика)

Я начиналъ замчать уже, что лицо Пёмбельчука все боле-и-боле краснло; что же касается меня, то я чувствовалъ, что мое лицо горло и какъ-бы налилось виномъ. Я сообщилъ Пёмбельчуку, что желалъ бы примрить новое платье у него въ дом, и онъ пришелъ въ восторгъ отъ этой чести. Я ему сказалъ причины, которыя заставляли меня избгать всеобщаго, празднаго любопытства въ сел. Пёмбельчукъ и за это началъ превозносить меня до небесъ. Онъ далъ мн понять, что только онъ одинъ достоинъ моей довренности, и кончилъ обычнымъ «позвольте?» Потомъ онъ нжно освдомился, помню ли я нашу дтскую игру въ сложеніе, и какъ мы вмст пошли съ нимъ, чтобъ записать меня ученикомъ къ Джо, словомъ, помню ли я, какъ онъ всегда былъ моимъ лучшимъ другомъ и любимцемъ? Еслибъ я выпилъ вдесятеро боле, чмъ теперь, то и тогда бы я хорошо помнилъ, что онъ никогда не находился въ такихъ нжныхъ отношеніяхъ со мною и въ глубин своего сердца отвергнулъ бы самую мысль о такихъ отношеніяхъ. Но, несмотря на все это, помнится мн, я тогда чувствовалъ, что очень ошибался насчетъ Пёмбельчука и что онъ былъ очень-разсудительный, практическій человкъ и славный, добрый малый.

Мало-по-малу онъ началъ питать ко мн такую довренность, что сталъ даже спрашивать моего совта, касательно его длъ. Онъ сказалъ, что представился случай забрать въ одн руки всю торговлю зерномъ и хлбомъ въ околотк и сдлать такую монополію, какой еще нигд и никогда не было видано. Единственнымъ условіемъ для пріобртенія громаднаго состоянія была только прибавка капитала къ его основному капиталу. Только прибавка капитала — вотъ и все. По его мннію, это было бы славнымъ началомъ для какого-нибудь молодаго джентльмена съ способностями и состояніемъ. А трудъ весь состоялъ въ томъ, чтобъ внести извстный капиталъ, зайдти нсколько разъ въ контору самому или послать довренное лицо, чтобъ проврить книги и, наконецъ, получать два раза въ годъ свою прибыль, никакъ не мене пятидесяти процентовъ. Но что я думалъ объ этомъ? Онъ очень полагался на мое мнніе и желалъ бы его знать. Я только оказалъ: «погодите немного». Глубина и меткость этого изреченія такъ поразили его, что онъ боле не просилъ позволенія, а сказалъ, что онъ долженъ пожать мн руку и пожалъ ее.

Между-тмъ, мы выпили все вино и Пёмбельчукъ снова повторилъ общаніе не давать Джо проговориться (не знаю право о чемъ), и постоянно помотать и служить мн (не знаю право чмъ и въ чемъ). Я также первый разъ въ жизни услышалъ отъ него, и конечно, онъ удивительно-хорошо сохранилъ этотъ секретъ, будто онъ всегда говорилъ обо мн: «этотъ мальчикъ необыкновенный мальчикъ, онъ пойдетъ далеко». Со слезами на глазахъ онъ замтилъ, какъ странно было объ этомъ думать теперь, и я согласился съ намъ. Наконецъ я вышелъ изъ его дома съ какимъ-то смутнымъ сознаніемъ, что солнце свтитъ какъ-то необыкновенно, и пройдя немного, я наткнулся на рогатку, вовсе не обращая вниманія гд и какъ я шелъ.

Но голосъ Пёмбельчука меня какъ-бы разбудилъ, я встрепенулся и увидлъ, что онъ бжалъ по улиц, длая мн знакъ остановиться. Я остановился, и онъ подбжалъ, едва переводя духъ.

— Дорогой другъ! началъ онъ, придя въ себя отъ скораго бганья:- я право не могу. Этотъ случай не пройдетъ безъ любезности съ е стороны… Позвольте мн, какъ старому другу и доброжелателю, позвольте…

Мы пожали другъ другу руку въ сотый разъ, и при этомъ Пёмбельчукъ съ, неимоврнымъ негодованіемъ закричалъ прозжавшему возу не загораживать мн дорогу. Посл этого онъ благословилъ меня и, стоя на дорог, махалъ мн рукою, пока я скрылся изъ виду. Разставшись съ нимъ, я свернулъ въ сторону съ дороги въ поле, и подъ первымъ деревомъ хорошенько выспался, прежде чмъ идти дале, домой.

Мн приходилось везти немного вещей въ Лондонъ, ибо очень-малое изъ того малаго, что я имлъ, годилось мн теперь въ моемъ новомъ положеніи; но, несмотря на то, я началъ укладываться въ тотъ же вечеръ и съ такимъ рвеніемъ, что уложилъ и т вещи, которыя, и очень-хорошо зналъ, понадобятся на другое утро. И все это я длалъ въ какомъ-то безотчетномъ сознаніи, что мн не было и минуты терять.