Большие надежды (без указания переводчика)

— Оставить для него? Да кто же это онъ? воскликнулъ мой пріятель, на минуту переставая грызть корку пирога.

— Молодчикъ, о которомъ вы говорили, который спрятанъ у васъ.

— А! отвчалъ онъ со смхомъ. — Онъ, да, да! онъ не нуждается въ пищ.

— А мн показалось, что ему очень хотлось стъ.

Мой прічтель остановился и взглянулъ на меня подозрительно и съ величайшимъ удивленіемъ.

— Ты его видлъ? Когда?

— Только-что.

— Гд?

— Вонъ тамъ, отвчалъ я, показывая пальцемъ: — я нашелъ его спящимъ и подумалъ, что это вы.

Онъ схватилъ меня за шиворотъ и такъ пристально смотрлъ мн въ глаза, что я началъ бояться, что ему пришла опять въ голову мысль свернуть мн горло.

— Онъ, знаете, одть какъ вы, только на голов шляпа, объяснилъ я, дрожа всмъ тломъ: — и… и… я старался выразить это какъ-можно-деликатне:- и онъ также нуждается въ напилк. Разв вы не слыхали пальбу прошлую ночь?

— Тамъ дйствительно палили, сказалъ онъ самъ себ.

— Я удивляюсь, продолжалъ я, какъ вы не слыхали, казалось, кому бы лучше это знать, какъ не вамъ. Мы слышали пальбу дома, съ запертыми дверьми, а мы живемъ далеко отсюда.

— Ну, сказалъ онъ:- когда человкъ одинъ на болот, съ пустой головой, въ пустымъ желудкомъ, умираетъ съ голода и холода, то онъ, право, всю ночь только и слышитъ, что пальбу пушекъ и клики своихъ преслдователей! Онъ слышитъ… ему грезятся солдаты въ красныхъ мундирахъ съ факелами, подступающіе со всхъ сторонъ. Ему слышится, какъ его окликаютъ, слышится стукъ ружей и команда: «стройся! на караулъ! бери его!» А въ-сущности все это призракъ. Я,тпрошлую ночь, не одну видлъ команду, окружавшую меня, а сотни, чортъ ихъ побери! А пальба. Уже свтало, а мн все казалось, что туманъ дрожалъ отъ пушечныхъ выстрловъ… Но этотъ человкъ, воскликнулъ онъ, обращаясь во мн — все это время онъ, казалось, говорилъ самъ съ собою, забывъ о моемъ присутствіи: — замтилъ ты въ немъ что особеннаго?

— Лицо у него все въ ранахъ, отвчалъ я, припоминая то, что едва-едва усплъ замтить въ незнакомомъ молодчик.

— Здсь? воскликнулъ мой пріятель, изо всей силы ударивъ себя по лвой щек.

— Да.

— Гд онъ? и при этихъ словахъ онъ засунулъ остававшіяся крохи пирога себ за пазуху: — покажи, куда онъ пошелъ. Я его выищу не хуже гончей, и доканаю. Только вотъ проклятая колодка! Да и нога вся въ ранахъ! Давай скорй напилокъ, мальчикъ!

Я показалъ, по какому направленію скрылся въ туман незнакомецъ. Мой пріятель только поспшно взглянулъ въ ту сторону, тотчасъ же кинулся на мокрую траву и сталъ, какъ сумасшедшій, отчаянно пилить цпь на ног. Онъ не обращалъ вниманія ни на меня, ни на свою бдную, окровавленную ногу; несмотря на то, что на ней виднлась страшная рана, онъ перевертывалъ ее такъ грубо, какъ-будто она была столь ее безчувственна, какъ напилокъ. Я начиналъ опять бояться его, видя, какъ онъ бснуется, къ тому же, я боялся опоздать домой. Я сказалъ ему, что мн нужно идти домой, но онъ не обратилъ на меня вниманія, и я почелъ за лучшее удалиться. Послдній разъ, когда а обернулся посмотрть на моего пріятеля, онъ сидлъ на трав съ поникшей головой, и безъ устали пилилъ колодку, проклиная по временамъ ее и свою ногу. Послдній звукъ, долетвшій до меня съ батареи, былъ все тотъ же тревожный визгъ напилка.

IV

Я вполн былъ увренъ, что въ кухн найду полицейскаго, пришедшаго за мною; но не только тамъ не оказалось никакого полицейскаго, но даже не открыли еще моего воровства. Мистрисъ Джо суетилась, убирая все въ дом къ праздничному банкету, а Джо сидлъ на ступеньк у кухонной двери; его туда выпроводили, чтобъ онъ не попалъ въ сорную корзину, что всегда съ нимъ случалось, когда сестра моя принималась чистить наши полы.

— А гд ты чертёнокъ шатался? сказала мн сестра, вмсто рождественскаго привтствія, когда я, съ своей нечистой совстью, предсталъ предъ нею.

Я отвчалъ: «что ходилъ слушать, какъ Христа славятъ».

— А, хорошо! сказала мистрисъ Джо. — Ты бы, пожалуй, могъ длать что и похуже.

Я вполн былъ съ этимъ согласенъ.

— Еслибъ я не была женою кузнеца и, что то же самое, работницею, никогда неснимающею съ себя передника, то и я бы пошла послушать, какъ Христа славятъ. Смерть люблю, врно потому никогда и не удастся послушать.