Пока онъ уставлялъ слпки, мн пришла въ голову мысль, что, врно, вс его драгоцнности пріобртены подобнымъ же образомъ. Такъ-какъ онъ самъ первый объ этомъ заговорилъ, то я взялъ на себя вольность спросить его:
— Такимъ ли путемъ достались вамъ вс эти вещи?
— Да, да, отвчалъ онъ: — все это такіе же подарки. Одинъ за другимъ, ихъ и набралось порядочное количество. Это рдкости и, къ тому, все же имущество. Он, пожалуй, и недорогія, а все-таки имущество, и носить ихъ можно. Конечно, для васъ он ничего не значатъ, а у меня всегда было правиломъ: «пріобртай, сколько можешь, движимаго имущества».
Я согласился, что правило очень-прекрасное и онъ продолжалъ дружескимъ тономъ:
— Еслибъ вы, въ свободную минутку, когда-нибудь завернули ко мн въ Уольворъ, то я почелъ бы это за огромную честь! Я бы могъ вамъ предложить и переночевать у меня. Конечно, у меня не найдется много замчательнаго; но дв-три диковинки стоитъ посмотрть. У меня есть также садикъ и парничокъ: я большой охотникъ до цвтовъ.
Я отвчалъ, что съ радостью воспользуюсь его любезнымъ приглашеніемъ.
— Благодарствуйте, сказалъ Уемикъ. — Такъ это дло ршеное. А обдали ли вы у мистера Джаггерса, или еще не успли?
— Нтъ еще.
— Онъ васъ угоститъ виномъ, и славнымъ виномъ, продолжалъ Уемикъ:- а я такъ вамъ дамъ пуншу, и недурнаго. Вотъ что я вамъ скажу: когда вы будете обдать у мистера Джаггерса, обратите вниманіе на его экономку.
— А разв она что-нибудь замчательное?.
— Вы увидите укрощеннаго дикаго звря, отвчалъ Уемикъ. — Конечно, вы скажете: «что жь тутъ особенно-замчательнаго?» Но, вдь, дло въ томъ, что надо знать степень первоначальной дикости зври и сколько взяло труда его укротить. Но, какъ бы то ни было, это не унизитъ мистера Джаггерса въ вашемъ мнніи. Смотрите только въ оба.
Я отвчалъ, что, конечно, не упущу изъ вида этого замчательнаго явленія, ибо его слова возбудили мое любопытство. Когда я собрался уйти, Уемикъ оставилъ меня, спросивъ, не хочу ли я пожертвовать пять минутъ, чтобъ увидть мистера Джаггерса «въ дл».
Я тотчасъ согласился, ибо мн очень хотлось знать, въ чемъ именно заключалось «дло» мистера Джаггерса.
Мы углубились въ улицы Сити и, наконецъ, вошли въ одинъ полицейскій судъ. Засданіе давно уже началось, и народъ толпился до самыхъ дверей. Подсудимый стоялъ передъ судьями и, переминаясь съ ноги на ногу, что-то жевалъ. Мистеръ Джаггерсъ допрашивалъ какую-то женщину — его вс страшно боялись и трепетали, и женщина, и судьи, и вс остальные. Когда, кто бы то ни былъ, говорилъ несогласно съ его мнніемъ, онъ тотчасъ же требовалъ, чтобъ слова его записали. Когда кто не хотлъ признаваться, онъ говорилъ: «я заставлю васъ»; когда же тотъ признавался, онъ кричалъ: «вотъ я и вывелъ васъ на чистую воду!» Судьи дрожали отъ каждаго его движенія, отъ самаго кусанія ногтей. Воры и поимщики безмолвно восхищались его рчами и трепетали, когда онъ насупливалъ брови. Я, право, не могъ разобрать, которую сторону онъ защищалъ, ибо онъ, казалось, одинаково распоряжался обими сторонами. Я знаю только, что кргда я уходилъ, онъ, былъ не на сторон судей, ибо предсдательствовавшій какъ-то судорожно шевелилъ ногами подъ столомъ, тогда-какъ мистеръ Джаггерсъ громилъ его, какъ представителя британскаго права и правосудія.
XXV
Бентли Друммелъ былъ человкъ до того надутый, что, даже читая книгу, казалось, дулся на автора, какъ-будто тотъ нанесъ ему личное оскорбленіе, потому и новыя знакомства онъ заключалъ не-очень-любезно. Онъ былъ тяжелъ по наружности, въ движеніяхъ и пониманіи, даже до соннаго выраженія лица и неповоротливаго языка, который такъ же тяжело болтался у него во рту, какъ онъ самъ по комнатамъ. Онъ былъ лнивъ, гордъ, скупъ, скрытенъ и подозрителенъ. Друммель происходилъ отъ богатыхъ родителей изъ Сомерсетшира, которые няньчили его, пока не хватились, что онъ уже въ лтахъ, а совершенный олухъ; поэтому, когда Друммель попалъ къ мистеру Покету, онъ былъ уже головою выше этого джентльмена и на столько же глупе большинства джентльменовъ.
Стартопъ, избалованный матерью, былъ воспитанъ дома, а не въ школ, какъ бы слдовало; онъ былъ очень привязанъ къ своей матери и всегда отзывался о ней съ восторгомъ. Черты лица его имли женственную нжность, и вообще онъ былъ «какъ вы можете видть, хотя никогда ея не видали, говорилъ мн Гербертъ: вылитый портретъ матери».
Посл этого очень естественно, что я ближе сошелся съ нимъ, нежели съ Друммелемъ. Съ первыхъ дней нашего катанья въ лодкахъ, мы, бывало, рядомъ возвращались домой, разговаривая между собою, тогда-какъ Бентли Друммель плылъ за нами слдомъ въ камышахъ, подъ нависшими берегами. Онъ пробирался бережкомъ, словно земноводное какое, хотя бы теченіемъ и влекло его на средину рки. Когда я теперь вспомню о немъ, мн всегда представляется, что мы плывемъ посреди рки съ Стартопомъ, при лучахъ заходящаго солнца, или при лунномъ свт, а онъ крадется за нами сторонкою въ полумрак.