Большие надежды

You have been in every prospect I have ever seen since,-on the river, on the sails of the ships, on the marshes, in the clouds, in the light, in the darkness, in the wind, in the woods, in the sea, in the streets.	Вы - везде и во всем, что я с тех пор видел, - на реке, в парусах кораблей, на болотах, в облаках, на свету и во тьме, в ветре, в море, в лесу, на улицах.
You have been the embodiment of every graceful fancy that my mind has ever become acquainted with.	Вы - воплощение всех прекрасных грез, какие рождало мое воображение.
The stones of which the strongest London buildings are made are not more real, or more impossible to be displaced by your hands, than your presence and influence have been to me, there and everywhere, and will be.	Как прочны камни самых крепких лондонских зданий, которые ваши руки бессильны сдвинуть с места, так же крепко и нерушимо живет в моей душе ваш образ и в прошлом, и теперь, и навеки.
Estella, to the last hour of my life, you cannot choose but remain part of my character, part of the little good in me, part of the evil.	Эстелла, до моего последнего вздоха вы останетесь частью меня, частью всего, что во мне есть хорошего, - сколь мало бы его ни было, - и всего дурного.
But, in this separation, I associate you only with the good; and I will faithfully hold you to that always, for you must have done me far more good than harm, let me feel now what sharp distress I may.	Но сейчас, в минуту прощанья, я связываю вас только с хорошим и впредь обещаю только так и думать о вас, ибо я верю, что вы сделали мне больше добра, чем зла, как бы ни разрывалось сейчас мое сердце.
O God bless you, God forgive you!"	Бог вас прости и помилуй!
In what ecstasy of unhappiness I got these broken words out of myself, I don't know.	Каким восторгом страдания был рожден этот поток бессвязных слов, я и сам не знаю.
The rhapsody welled up within me, like blood from an inward wound, and gushed out.	Он хлынул наружу, словно кровь из душевной раны.
I held her hand to my lips some lingering moments, and so I left her.	Два-три коротких мгновенья я прижимал руку Эстеллы к губам, потом вышел из комнаты.
But ever afterwards, I remembered,-and soon afterwards with stronger reason,-that while Estella looked at me merely with incredulous wonder, the spectral figure of Miss Havisham, her hand still covering her heart, seemed all resolved into a ghastly stare of pity and remorse.	Но я не забыл (а вскоре вспомнил и по особым причинам), что, в то время как Эстелла поглядывала на меня лишь с недоверчивым удивлением, лицо мисс Хэвишем, все не отнимавшей руки от сердца, обратилось в страшную маску скорби и раскаяния.
All done, all gone!	Все кончено, все рухнуло!
So much was done and gone, that when I went out at the gate, the light of the day seemed of a darker color than when I went in.	Столько всего кончилось и рухнуло, что, когда я выходил из калитки, дневной свет показался мне более тусклым, чем когда я в нее входил.
For a while, I hid myself among some lanes and by-paths, and then struck off to walk all the way to London. For, I had by that time come to myself so far as to consider that I could not go back to the inn and see Drummle there; that I could not bear to sit upon the coach and be spoken to; that I could do nothing half so good for myself as tire myself out.	Некоторое время я прятался в глухих окраинных переулках, а потом пустился пешком в Лондон, потому что успел настолько прийти в себя, что понял: я не могу возвратиться в гостиницу и снова увидеть Драмла; не могу сидеть на крыше дилижанса, где со мной непременно заговорят; не могу придумать ничего лучшего, как шагать и шагать до полного изнеможения.
It was past midnight when I crossed London Bridge.	Уже за полночь я перешел Темзу по Лондонскому мосту.