Большие надежды

To see her with her white hair and her worn face kneeling at my feet gave me a shock through all my frame.	Увидев мисс Хэвишем у своих ног, седую, с изможденным лицом, я был потрясен до глубины души.
I entreated her to rise, and got my arms about her to help her up; but she only pressed that hand of mine which was nearest to her grasp, and hung her head over it and wept.	Я стал умолять ее подняться и обхватил руками, чтобы помочь ей; но она только вцепилась в мою руку и, приникнув к ней лицом, заплакала.
I had never seen her shed a tear before, and, in the hope that the relief might do her good, I bent over her without speaking.	Никогда раньше я не видел слез у нее на глазах и теперь молча склонился над ней в надежде, что они принесут ей облегчение.
She was not kneeling now, but was down upon the ground.	Она уже не стояла на коленях, но без сил опустилась наземь.
"O!" she cried, despairingly.	- О! - вскричала она в отчаянии.
"What have I done!	- Что я наделала!
What have I done!"	Что я наделала!
"If you mean, Miss Havisham, what have you done to injure me, let me answer. Very little.	- Если вы думаете о том, мисс Хэвишем, какой вред вы мне причинили, я вам отвечу: очень небольшой.
I should have loved her under any circumstances.	Я полюбил бы ее, несмотря ни на что...
Is she married?"	Она замужем?
"Yes."	- Да!
It was a needless question, for a new desolation in the desolate house had told me so.	Я мог и не задавать этого вопроса, - я это сразу понял по тому новому чувству пустоты, которое царило в опустелом доме.
"What have I done!	- Что я наделала!
What have I done!"	Что я наделала!
She wrung her hands, and crushed her white hair, and returned to this cry over and over again. "What have I done!"	- Она ломала руки, хваталась за волосы, и снова и снова у нее вырывался этот вопль: - Что я наделала!
I knew not how to answer, or how to comfort her.	Я не знал, что сказать, как ее утешить.
That she had done a grievous thing in taking an impressionable child to mould into the form that her wild resentment, spurned affection, and wounded pride found vengeance in, I knew full well. But that, in shutting out the light of day, she had shut out infinitely more; that, in seclusion, she had secluded herself from a thousand natural and healing influences; that, her mind, brooding solitary, had grown diseased, as all minds do and must and will that reverse the appointed order of their Maker, I knew equally well.	Я слишком понимал, что она тяжко согрешила, когда, обуянная жаждой мести, исковеркала впечатлительную детскую душу, как велела ей смертельная обида, отвергнутая любовь, уязвленная гордость; но я понимал и то, что, отгородившись от дневного света, она отгородилась от неизмеримо большего; что, став затворницей, она затворила свое сердце для тысячи целительных естественных влияний; что, целиком уйдя в свои одинокие думы, она повредилась в уме, как то всегда бывало, и будет, и не может не быть со всяким, кто дерзнет пойти против начертаний творца.