Большие надежды

This I did next day, through Herbert, as soon as I returned to town.	Я сделал это через Герберта на следующий день, как только возвратился в Лондон.
There was a stage, that evening, when she spoke collectedly of what had happened, though with a certain terrible vivacity.	Одно время в тот вечер она говорила обо всем, что произошло, вполне связно, только неестественно быстро и оживленно.
Towards midnight she began to wander in her speech; and after that it gradually set in that she said innumerable times in a low solemn voice,	К полуночи она стала заговариваться, а еще позднее начала без конца повторять тихим, заунывным голосом:
"What have I done!"	"Что я наделала!"
And then,	Потом -
"When she first came, I meant to save her from misery like mine."	"Сперва я хотела ее уберечь от моей горькой доли".
And then,	И еще -
"Take the pencil and write under my name,	"Возьми карандаш и напиши под моим именем:
'I forgive her!'" She never changed the order of these three sentences, but she sometimes left out a word in one or other of them; never putting in another word, but always leaving a blank and going on to the next word.	"Я ее прощаю". Эти три фразы чередовались в неизменном порядке, но иногда она пропускала слово то в одной из них, то в другой - никогда ни слова не прибавляла, а только, пропустив одно, переходила к следующему.
As I could do no service there, and as I had, nearer home, that pressing reason for anxiety and fear which even her wanderings could not drive out of my mind, I decided, in the course of the night that I would return by the early morning coach, walking on a mile or so, and being taken up clear of the town.	Так как я ничем не мог быть здесь полезен, а в Лондоне меня ждали дела и тревоги, о которых даже ее бред не заставил меня позабыть, я решил в течение ночи, что уеду первым утренним дилижансом - мили две пройду пешком, а потом, уже за пределами города, займу свое место.
At about six o'clock of the morning, therefore, I leaned over her and touched her lips with mine, just as they said, not stopping for being touched,	И часов в шесть утра я наклонился над ней и коснулся губами ее губ в ту минуту, когда они произносили:
"Take the pencil and write under my name,	"Возьми карандаш и напиши под моим именем:
' I forgive her.'"	"Я ее прощаю".
Chapter L	ГЛАВАL
My hands had been dressed twice or thrice in the night, and again in the morning.	За ночь мне два раза перевязали руки, третью перевязку сделали утром.
My left arm was a good deal burned to the elbow, and, less severely, as high as the shoulder; it was very painful, but the flames had set in that direction, and I felt thankful it was no worse.	Левая рука была сильно обожжена до локтя и менее сильно - до плеча; она очень болела, но с той стороны огонь был всего жарче, и я считал, что еще дешево отделался.
My right hand was not so badly burnt but that I could move the fingers.	На правой руке ожоги были много слабее, я даже мог двигать пальцами.
It was bandaged, of course, but much less inconveniently than my left hand and arm; those I carried in a sling; and I could only wear my coat like a cloak, loose over my shoulders and fastened at the neck.	Она тоже, конечно, была забинтована, но не так неудобно, как левая, которою мне пришлось носить на перевязи. И шинель я мог надеть только внакидку, застегнув ее у ворота.