Большое собрание произведений. XXI век

Чтоб на просьбу знакомого сказать правду о его жене, похвалить что-нибудь другое.

Всё, что осталось от дружбы и любви, – это общение.

Интеллигент старается занимать как можно меньше места, сынок.

* * *

Золотое правило: не торопись на вызов начальства.

Ибо прибежишь в плохом виде: выпивши, грязный, расстёгнутый, с плохим запахом от всего.

А придёшь через два часа чистый, умытый, ароматный.

И скажешь: «Не слыхал».

Что можно сделать?

Пожурить за опоздание.

Короче, стучат в дверь – брейся спокойно.

Бьют в дверь кулаком – ополосни лицо.

Бьются всем телом: «Открыть немедленно!» – прими душ.

Бьются в окна, звонят, орут «мы знаем, где вы» – опрыснись, причешись, одёрнись, выйди.

– Мы били в дверь! Вас срочно!

– Не слыхал.

* * *

Под многими и разными названиями я жил.

Часть жизни – идущий на медаль.

Потом – комсорг весёлый.

Потом – сменный механик-юморист.

Потом – красивые волосы.

Потом – артист на производстве.

Потом – бабник.

Потом – Мишка-хохмач.

Потом – ты смотри, сколько он имеет. Это что, ему Райкин пло́тит?.. А кто – государство? Ты смотри… За эти хохмы… Да я б гроша ломаного… Ну, им виднее. Может, он ещё стучит на кого? Каждый, чем может.

Потом я долго был «не писатель».

Потом – одесская скороговорочка.

Потом – провинциальный хохмач.

И что он имеет против нашего народа?

Потом я был русофобом, потом – антисемитом.

Потом – самый народный.

Потом – феномен, но не писатель.

Потом – наш популярный сатирик.

Потом – наш известный сатирик.

Потом – какой он сатирик – дешёвый хохмач!

Потом – некий символ.

Потом – доперестроечный гений.

Потом – сальные шутки сальным ртом.

Потом – перманентно пьяный выползает с бокалом и лезет в объектив.

Потом – гениальный затачиватель каменных стрел.

Допотопный гений.

Потом – поразительно, как у него всё это не кончается?

– Что?

– Да всё это!

– Что?

– Да всё это!

Потом – его забудут ещё до того, как меня в школах начнут изучать.

– И как ему не стыдно, на него так смотрят?

– Как?

– С обожанием.

– А что он должен?

– Ну, как-то прекратить.

И пусть мой сосед им гордится, если ему больше нечем гордиться.

Потом это – читать глазами невозможно.

– А чем?

Потом – поверхностная дешёвка.

Потом – что он несёт, если его не понимают?

– Кто?

– Люди.

– А что там понимать?

– Да на хрен… Я лучше поржать пойду!

– А где ты будешь ржать?

– Да в Кремлёвском… Там этот… Против Америки…

Вот так и колебался от поверхностного хохмача до…

«Не пойду я на него. Там думать надо. Потеть».

Такие вот колокола.

– А я всё это сижу слушаю.

Конечно, пусть говорят.

Конечно, пусть спорят.

Но я-то это всё переживаю.

* * *

Слушай, сынок, между мной и зеркалом никогда не становись.

* * *

Что происходит с человеком?

Человек знакомый может с человеком незнакомым:

а) лежать;

б) стоять;

в) сидеть;

г) говорить;

и д) молчать.

То есть незнакомые могут сидеть рядом, допустим, в театре, молча смотря на сцену.

Они могут лежать рядом, допустим, на пляже, молча.

И смотреть на небо.

Они могут стоять рядом, допустим, в очереди и смотреть в спину.

У меня вопрос: почему они, не ко столу будь сказано, не могут идти рядом молча?

По улице.

Незнакомые!

Вы заметили, что творится с человеком идущим (это по-латыни), если с ним поравнялся такой же идущий другой? И не обгоняет, и не отстаёт. У первого начинают метаться глаза, он фиксирует карманы, бумажник, озирается, замедляется, убыстряется, накаляется. Во всём облике от ботинок до очков – кто вы такой? Что вам надо? Если попробуете продержаться рядом минуту – убьёт!

Ты чего? Ты кто? Чего тебе? Отойди!

Убьёт человека человек за простую тротуарную прогулку.

Повторяю:

а) сидеть рядом могут;

б) лежать рядом могут;

в) стоять рядом могут.

Что происходит?

Один человек боится движения другого человека. Хотя от неподвижного, не ко столу будь сказано, опасность та же.

Что происходит?

Думаю над этим.

Склероз

Склероз оказался причиной такого темперамента, причём на старости лет, что все диву даются.

И не сразу могут разгадать.

Ты смотри, как этот хрыч метнулся записать.

Ты смотри, как он рванулся к телефону, ты смотри, как бросился кастрюлю с плиты снимать, дверь закрывать, ключ выдёргивать.

Как молодой.

Вот это скорость. Кровь взыграла.

Не кровь это – склероз.

Не метнёшься – забудешь.

И в любви такая страсть.

Чтоб не забыть последние слова. Имя вспомнить.

Я тебе уже говорил, как я тебя… люблю?.. Говорил! Нет?

А я говорю, говорил… Нет?

Нет ещё… Так слушай.

И скорость резко возросла.

Если раньше у него память держала два-три дня.

Сейчас – полчаса, пятнадцать минут, одну минуту.

Записав последнюю, забываешь первую.

Что-то в руке… Чьё колено?

Пока разглядишь, восстановишь весь ряд – пропадёт имя.

С трудом и виртуозно наведёшь на имя – исчезнет срок знакомства.

Отсюда все эти – вчера, позавчера, уже три дня.

«Я помню, помню» – беспомощные крики и рукой, рукой остановить – «я сам».

И правило железное.

На неподвижное клади свои кошёлки, сумки, документы, ноги.

В подвижном – всё держи в руках.

Ты слышишь?

В машине, самолёте.

Всё на себе. Не выпускай.

Он улетит – ты не найдёшь. А недвижимость остаётся.

Сам не вспомнишь – тебя там вспомнят.

Что-то отдадут.

Зачем это?

Вот жадный я, люблю держать руками и пересчитывать.