Большое собрание произведений. XXI век

Я отвратительный и мерзкий человек – дорогу мне, дорогу…

Расступитесь, пока он помнит адрес.

Он бежит… Всё медленнее, медленнее… Стоп. Забыл… Куда теперь? Назад… Это куда? Здесь нужна собака.

Чтоб по следам его вернуть обратно к людям…

Очки ему дайте, письмо ему дайте, совет ему дайте.

А лучше дайте водки.

Смотрите, посветлел.

И вспомнил, и помчался.

А водки дали про запас?

Ну, если он на этой пробежит – то молоток!

Беги, старик, беги, сынок, от государства к государству, от власти к власти, от Сталина до Путина.

Как не брало при Сталине с трёхсот.

При Хрущёве брало меньше.

При Брежневе ты бескозырку отдирал с головки и синюю водяру из горла втроем в подъезде. Включая женщину – пила, как все.

При Ельцине «Рояль» – винтом ректификат.

Так и запомнил выпивку по-русски – по вождям.

При Сталине – 2.80.

При Хрущёве – 4.60.

При Брежневе – 3.62.

При Ельцине – 5000.

При Путине – водочка «Парламент», 200 рублей = 7 долларов.

Беги, старик, на водке «Шустов», теряя женщин и друзей.

А помню, ты хотел поговорить.

Я тот… Ну ты ещё… Собирался, и я напоминал… Ты же меня лечил. Ах да! Ты инженер… Ну если ты меня не вспомнишь, я постараюсь. Давай, где и когда… И точно там…

* * *

Среди людей нужно быть бесконечно осторожным.

Тигра можно испугать криками.

Комара отпугнуть запахом.

Человека, к сожалению, нужно опасаться и во время запаха и во время крика.

Ибо он к этому привык.

* * *

Когда я работал в порту, самое печальное было сравнивать себя.

Ты бегаешь, а пароходы стоят.

А когда остановился ты – уходят они.

В Африку, в Индию, в Сингапур.

А ты стоишь в стране, где стоял.

Ты невыездной.

И только смотришь и не понимаешь или понимаешь.

* * *

Я люблю тех, кому становится неловко.

Кто теряется и краснеет.

Кто лепечет от растерянности или молчит.

Не находит слов в ответ на очень чёткое, конкретное обвинение во лжи.

Живые тёплые люди.

Не лжецы, которые обладают хладнокровием, не бизнесмены, чередующие жестокость с неискренним весельем.

А как хороши женщины, потерявшие способность смущаться!

Так называемые девушки без комплексов.

Мы их видим на эмалированных экранах.

Звонкие, чёткие, как будильники.

Девушки без комплексов.

Мужчины без названия.

Люди расплодились.

Не население, а люди.

Без комплексов, то есть без прикрас.

Искренность всегда ценилась.

А сегодня взлетела, как недвижимость.

Как ценность вечная.

Как то, что ценят в других.

За что и платят.

Мы же сами не добываем денег.

Нам их платят.

Вот за это: за искренность, за правду, за какое-то уменье.

Хоть какая-то оценка.

* * *

Войди туда и устрой перекличку…

Ты сойдёшь с ума от криков:

– Здесь!

– Я!

– Тут!

– Есть!

– Я!

Поверь, что всё не так уж плохо.

Там они.

Все, кто мыслил.

Все, кто был героем их воспоминаний.

Их слишком много…

Нас гораздо меньше.

Ну, нет их.

Так мало ли кого нет.

А кто далече, чем отличается?

* * *

О любви.

Почему «уйди» мы кричим, а «приди» – шепчем?

Когда надо бы наоборот.

* * *

Почему мы обращаемся к Всевышнему только в горе?

А ведь иногда можно и поблагодарить.

Можно такие же эксперименты предпринять и пониже.

Люди, живущие чище нас, давно это делают.

Говорят «fine», говорят «good».

Раздражают нас улыбкой без причин.

Раздражают нас вопросами: «Как спали?», а мы или свирепеем, или отвечаем серьёзно.

Да, хорошее воспитание включает много фальши, но исключает напрасные тревоги.

В то же время отсутствует брезгливость.

Пробирку с чужим анализом берут в руки.

Постель больному меняют все.

Аристократизм никак не мешает вынести чужой ночной горшок.

Мы стесняемся и улыбаться, и убирать.

Странно, но мы, выросшие в этом всём, – брезгливы.

Стесняемся человеческого организма.

А сколько пролито всего этого у нас?!.

Стесняемся улыбаться, объясняться и выносить помои.

В общем, не фальшивим.

За что нас и любят только те, которых мы содержим.

Остальным нет ни до нас, ни до кого дела.

То есть кратко:

Все живут в дерьме.

Но кто-то научился это перерабатывать.

А кто-то научился в этом плавать!

Отец мой

Тебе с ним повезло.

Он человек преданный.

Очень. И даже многим.

Даже, кажется, всем.

Кто позовёт, тому и предан.

И будет предан.

Пока рядом.

Это, конечно, вызывает восторг у того, кто не будет предан.

А ты, который не имеешь этой особенности, не знаешь, как себя вести.

Ты ему звонишь, а он в это время уже предан другому.

И ты испытываешь какое-то угрызение.

Что-то вроде ревности.

А кто в чём виноват?

Он же честен.

И он мужчина.

И ты не можешь объяснить, почему преданность означает окончательный выбор.

Почему надо останавливаться на одном.

Почему нельзя быть верным другом и второму, и третьему, и восьмому.

– Верных друзей должно быть много, – говорит он. – Очень много.

– Вообще-то верно, – сипишь ты.

Ты долго смотришь на свою жену…

Действительно…

А почему?..

Она тоже… Не должна быть одна…

Широта чувств – это не глубина.

Она захватывает пространства.

Давайте, верные жёны, стройтесь в колонны.

Действительно, цивилизация делает следующий шаг…

Только что-то…

Что-то…

Что-то на сердце неспокойно.

Вроде так уже было.

И даже все так уже назывались – товарищи.

И было нас двести двадцать миллионов.

И мы куда-то шли, как бы любя друг друга, как бы поддерживая и выручая в беде.

И что-то нам это глубоко не понравилось.