Большое сочинение про бабушку

    — Запомните: то, что обо мне говорит осел, я не принимаю во внимание, — и еще по-немецки эту пословицу сказал. Мы с братьями тогда хотели, чтобы он этому гаду наподдавал. А сейчас думаю, какой же он все же мудрый был. Ведь его только выдержка и спасла в те годы.

    Когда все поужинали, я призналась, что из-за меня все это. Страшно было признаваться, но я все мужество собрала и рассказала, что лазила в сундук. Мама не заругалась. Она достала рушник и стала объяснять:

    — Это — “лапки гусиные”. Этот узор “кудри” называется. Меня так бабушка и мама учили вышивать. А это называется “кривонога” или “косматый Ярилко”, — и показывает на свастику. — К любой доброй хозяйке зайдите, у каждой на полотенце он есть. Родители — не гонители, плохому не научат. Это фашисты узор у добрых людей украли и черным цветом раскрасили. А на самом деле это — солнце.

    Кто-то в войну спорол такую вышивку, испугался. А моя мама — нет. Не захотела красоту уничтожать. Она ничего не боялась. Никто из русских в деревне во время войны не выходил замуж за немцев. А мама вышла.

    — Небо-ось… — сказал папка и повеселел. Он долго серьезным не мог быть. И пока чинил маслобойку, то все посмеивался, что очень выгодно женился. Что эта могучая русская женщина даже из костлявых Костылей может масло жать. Мама у меня была высокая, дородная, на голову выше папки.

    Я вышивать тоже научилась. Но свастику никогда не вышивала. Хотя это действительно очень древний знак солнца. Его с каменного века люди рисовали. Когда нашу галактику сфотографировали, оказалось, она на свастику похожа. Вот поищи в своем Интернете. А деревья вышитые были не просто деревьями. Это мировое дерево, три мира, три времени: прошедшее, настоящее, будущее. Женщина с руками большими, вверх поднятыми, не барыня, а богиня Макошь. Видишь, что раньше на одежде носили: рассказ про Вселенную.

    Я же все больше цветы вышивала. Девочки, кто порукоделистей, могли вышить серп с молотом и колосьями и даже портрет Ленина или Карла Маркса. Сталина тогда уже не вышивали. Вышел из моды. Такие вышивки возили на выставку в район. Но я бы не хотела себе сарафан с портретами пусть и очень знаменитых вождей. Сейчас-то носят на себе и Путина с Медведевым, и других политиков и артистов. Кто в каком мире живет... Я тоже думала — просто красивые узоры, а видишь, история какая получилась. Вот этот ромбик, что ты сейчас шьешь, — это поле. Если точки в серединке — поле засеяно.

    Сомов потом один к нам приходил. А что он скажет, если у него бабушка такие же узоры вышивала. Это у Костыля вся семья какая-то безрукая была, ничего они не умели, вот и жили бедно. У них даже бани не было, не смогли построить. Поэтому им раздолье пришло, когда разрешили брать наган в руки и ходить все у других отбирать. Руки у него все время грязные были. Говорили, что он свои кирзовые сапоги никогда не снимал. И что ногти у него так на ногах выросли, что за стельку загнулись, и даже если захочет, он сапоги снять не сможет. Смеялись так. Над всем, что страшно было или мерзко, старались смеяться. Жилось трудно, но почему-то весело. Песни по вечерам пели. Телевизоров не было, так выходили на улицу после работы и пели. Сейчас разве что пьяный на улице запоет.

    ***

    Я боюсь, вдруг бабушка сейчас запоет. Мне как-то неловко, когда она громко поет. Песни у бабушки грустные, мне не нравятся. И я побыстрее спрашиваю:

    — Бабуль, а скоро у нас пироги будут или хотя бы бутерброд с маслом?

    Но бабушка горячий пирог мне не дает, потому что он сначала отдохнуть должен после духовки. Я тогда масло достаю. Хорошо, что не надо его сбивать, вот оно, в масленке.

    — А самодельное масло вкуснее? — спрашиваю бабушку.

    — Нет, оно соленое было, — отвечает бабушка, вздыхая. — Чтобы лучше хранилось, его с солью делали. И мы всегда посыпали его сверху сахаром. Когда сахар был.

    Мне масло вдруг тоже начинает казаться соленым. Я посыпаю его сахаром.

    Пироги отдыхают, а мне не до отдыха. Нужно уборку в комнате делать. Я ее всегда напоследок оставляю. Не люблю прибираться. Не знаю, откуда все эти разбросанные вещи берутся. Бабушка в моей комнате не помогает убираться. У нее от этого сердце болит. Когда я всякий мусор в пакет пихаю, а потом выбрасываю. Бабушка экономить привыкла, и ей жалко старые вещи выбрасывать.

    — Это же надо столько нагадить, — говорит бабушка, глядя, как мусоровоз во дворе полные баки забирает. — Покупают и выбрасывают, покупают и выбрасывают.

    — Ты лучше не ворчи, а расскажи, как вы раньше чистоту наводили, — говорю я и беру влажную тряпочку. После нее у меня руки будут морщинистые, как у бабушки. И бабушка, поставив гладильную доску и включив утюг, вот что рассказывает:

    Про чистоту