Большой человек

— Скажите мн, скажите прямо — какъ вы думаете: завидую ли я Льву Толстому? — проговорилъ онъ, поздоровавшись со мною и пристально глядя мн въ глаза.

Я конечно очень бы удивился такому странному вопросу, если бы не зналъ его; но я ужъ давно привыкъ къ самымъ неожиданнымъ «началамъ» нашихъ встрчъ и разговоровъ.

— Я не знаю, завидуете ли вы ему, но вы вовсе не должны ему завидовать, — отвчалъ я. — У васъ обоихъ свои особыя дороги, на которыхъ вы не встртитесь — ни вы у него ничего не можете отнять, ни онъ у васъ ничего не отниметъ. На мой взглядъ между вами не можетъ быть соперничества, а слдовательно и зависти съ вашей стороны я не предполагаю… Только скажите, что значитъ этотъ вопросъ, разв васъ кто нибудь обвиняетъ въ зависти?

— Да, именно, обвиняютъ въ зависти… И кто же? Старые друзья, которые знаютъ меня лтъ двадцать…

Онъ назвалъ этихъ старыхъ друзей.

— Что же, они такъ прямо вамъ это и высказали?

— Да, почти прямо… Эта мысль такъ въ нихъ засла, что они даже не могутъ скрыть ее — проговариваются въ каждомъ слов.

Онъ раздражительно заходилъ по комнат. Потомъ вдругъ остановился, взялъ меня за руку, и тихо заговорилъ, почти зашепталъ:

— И знаете ли, вдь я дйствительно завидую, но только не такъ, о, совсмъ не такъ, какъ они думаютъ! Я завидую его обстоятельствамъ, а именно вотъ теперь… Мн тяжело такъ работать, какъ я работаю, тяжело спшить… Господи, и всю то жизнь!.. Вотъ я недавно прочитывалъ своего «Идіота», совсмъ его позабылъ, читалъ какъ чужое, какъ въ первый разъ… Тамъ есть отличныя главы… хорошія сцены… у, какія! Ну, вотъ… помните свиданіе Аглаи съ княземъ, на скамейк?.. Но я все же таки увидлъ, какъ много недодланнаго тамъ, спшнаго… И всегда вдь такъ — вотъ и теперь: «Отечественныя Записки» торопятъ, поспвать надо… впередъ заберешь — отрабатывай, и опять впередъ… и такъ всегда!.. Я не говорю объ этомъ никогда, не признаюсь; но это меня очень мучитъ. Ну, а онъ обезпеченъ, ему нечего о завтрашнемъ дн думать, онъ можетъ отдлывать каждую свою вещь, а это большая штука — когда вещь полежитъ уже готовая и потомъ перечтешь ее и исправишь. Вотъ и завидую… завидую, голубчикъ!..

— Конечно, все это такъ, сказалъ я, — и все это очень грустно. Но обыкновенно на подобныя разсужденія замчаютъ, что необходимость работать — большая помощь для работы, что при обезпеченности легко можетъ явиться лнь.

— И это бываетъ, конечно, но если кто залнится и ничего не скажетъ, такъ значитъ ему и нечего сказать!

Онъ вдругъ успокоился и сдлался кроткимъ и ласковымъ.

Такіе внезапные переходы бывали съ нимъ часто.

Это свиданіе мн особенно памятно потому, что нашъ дальнйшій разговоръ больше чмъ когда либо убдилъ меня въ его ко мн участіи. Совты, которые я въ тотъ день получилъ отъ него, принесли мн не мало пользы и долго служили большою нравственной поддержкой. Но все это уже мое личное дло и я ограничиваюсь только приведеннымъ выше разговоромъ о «зависти». Я счелъ себя вправ передать его, потому-что онъ указываетъ на печальную сторону дятельности многихъ нашихъ писателей, и по преимуществу дятельности Достоевскаго.

Я знаю, въ какую тоску, въ какое почти отчаяніе приводили его иногда отсутствіе денежныхъ средствъ, забота о завтрашнемъ дн, о нуждахъ семьи. Онъ почти всю жизнь не выходилъ изъ денежныхъ затрудненій, никогда не могъ отдохнуть, успокоиться.

Все это тяжело отзывалось на его произведеніяхъ и почти ни однимъ изъ нихъ онъ не былъ доволенъ. Онъ работалъ всегда торопясь, часто не успвая даже прочитать имъ написаннаго. А между тмъ вдь онъ писалъ не легкіе разсказы. У него иногда, въ горячія, вдохновенныя минуты, выливались глубоко-поэтическія сцены, страницы красоты необыкновенной, которыхъ очень много въ каждомъ его роман. Но этого было мало: у него бывали глубокія психологическія задачи, въ его голов мелькали оригинальныя и замчательныя ршенія серьезныхъ нравственныхъ вопросовъ. Тутъ минутъ горячаго вдохновенія оказывалось недостаточно, требовалась спокойная работа мысли, а обстоятельства не давали его мысли спокойно работать. Потому то въ его романахъ такъ много неяснаго, запутаннаго, потому то его романы, и въ особенности послдніе, широко задуманные, въ общемъ производятъ впечатлніе только матерьяла для настоящихъ романовъ, представляютъ собою нчто странное, тяжелое, страдающее отсутствіемъ художественной формы.