Большой дом. Пожар

— Убирайся к черту! — крикнули ребята и проскользнули у нее между пальцами, как струйки воды. Отойдя подальше, они передразнивали ее гневные жесты.

— Берегись, Омар, берегись! Иди сюда, для тебя же будет лучше.

Не переставая орать, она грозно смотрела на него. Скоро ли кончится этот крик?

— Я тебе задам, Омар! Попадет тебе!

Она приложила указательный палец к щеке под правым глазом, давая понять, что мальчику нечего рассчитывать на снисхождение.

— Ничего, подождешь!

— Не сладко тебе придется!

Ясно, что лучше всего было улизнуть. И — гоп! — в одно мгновение он очутился на улице, не дожидаясь, пока одна из сестер поймает его и силой притащит к матери. Пусть накричится досыта!

Марьям же подползла к матери, как побитая собачонка. Омар с улицы слышал ее рев.

«Понятно, Айни нас родила, я не спорю, но нас-то она не спрашивала. Во всяком случае, я ее об этом не просил. Правда, тогда я еще не умел говорить. Теперь дело сделано, я здесь. Так пусть же, по крайней мере, оставит нас в покое. Никому не позволю наступать себе на ноги, даже той, которая вскормила меня». Омар решил подождать на улице.

Надо было видеть, как она колотила своих ребят, даже эту дылду Ауишу. Шкуру с них спускала. В эту минуту лучше всего было не соваться с советами — это, мол, неправильно, не так надо воспитывать детей. От возмущения Айни начинала кричать еще громче, если это только было возможно:

— Что? По-вашему, я не должна их пороть? Разве это не мои дети? Что вы мне рассказываете! А если я захочу их убить? Не могу? А кто мне помешает? Мои они или не мои? — И повернувшись к соседкам, которые держались на почтительном расстоянии, она орала: — Я из вас всю кровь выпущу, запомните это! Знаю я, как надо воспитывать детей. В почтении, да. Разве я из тех женщин, что оставляют своих ребят неучами?

«Погоди, мы скоро сведем счеты», — думал Омар.

Он играл на улице, ожидая, пока буря утихнет. В доме вдруг сразу раздалось несколько голосов. Он вошел. Что случилось? Сгрудившись во дворе, женщины что-то кричали, судорожно размахивая руками. Одни смотрели на комнату Айни. Другие тихо переговаривались, но под конец тоже принялись горланить. Настоящая перепалка! Все старались перекричать друг друга. Омар ничего не мог понять. Очевидно, соседи негодовали на его семью.

— Сил нет больше терпеть! Они отравляют нам существование!

Жилица с нижнего этажа нападала на Айни за то, что она допоздна стучит на швейной машине.

— О родители и прародители! Этот грохот не дает нам ни минуты покоя. Ночью муж глаз не может сомкнуть. Должен же он, несчастный, поспать, чтобы назавтра опять тянуть лямку. А она шьет себе да шьет до самой полуночи. Житья нет от этой проклятой машины.

— Виноваты прежде всего ее ублюдки, — заявила другая. — Таскают без конца свои бидоны — и когда? Как раз во время сьесты.

— Мать-то ничего не делает, чтобы их утихомирить, язва этакая!

В их грубых голосах слышалось ожесточение. Оно перешло под конец в пронзительные крики.

Такого скандала давно не было в доме. Гроза собиралась уже много дней, и это ни для кого не составляло тайны. Время от времени происходили короткие и резкие стычки. Но женщинам было мало этого. Нервы напрягались до крайности, кровь кипела. В этот послеобеденный час гроза должна была разразиться, иначе они все бы сошли с ума.

Некоторые соседки не кричали, а только цедили сквозь зубы всевозможные проклятия. Вот этих-то и следовало проучить за лицемерие… На глазах у всех Омар расстегнул штанишки и сделал непристойный жест. При виде этого женщины завизжали, указывая на него пальцем.

Мальчик стал ругать их и плюнул прямо перед собой.

Неистовое и все возрастающее смятение охватило Большой дом.

На крики сбежались женщины из соседних домов: такое уж у них было обыкновение — не пропускать ни малейшего скандала. Молча столпились у входа. Впопыхах они набросили на голову вместо покрывала кто полотенце, кто шаль, а кто попросту нижнюю полу туники. Вот они уже бесцеремонно продвинулись на середину двора. Женщинам трудно бывает устоять, едва лишь запахнет ссорой. Те, что не могли войти со стороны улицы, бежали через террасы. Наверху видны были гроздья человеческих тел, свесившихся над перилами.

Айни бросила работу и при поддержке обеих дочерей сражалась с этой сорвавшейся с цепи сворой, отвечая то одной женщине, то другой. Все соседки, вместе взятые, как ни работали языками, не могли справиться с ними тремя. Айни со своим выводком находила слова, ранившие сердце, как удары ножа.

Тем временем существо, на которое было напялено несколько платьев, что придавало ему сходство с луковицей, подпрыгивающей походкой добралось до середины Большого дома. Эту черную каракатицу увидели не сразу. Но как только было замечено ее появление, шум сразу утих. Все замерли, разинув рты. Женщины расступились, чтобы дать ей дорогу. Старуха, видимо обеспокоенная, наконец остановилась, уперла руки в бока и попыталась поднять голову, чтобы взглянуть на Айни, но тут же отказалась от этого намерения. То была хозяйка дома. До чего стало тихо!