— Кто ты такая есть? — изрекла она наконец пискливым, детским голоском. — Как ты смеешь переворачивать весь дом вверх дном? Ты, я вижу, завидуешь спокойствию людей, которые стоят побольше тебя. Помолчите вы там, дайте мне говорить. Я давно ждала этого дня. Дайте мне высказать все, что у меня накипело на сердце. Ты завидуешь нашим удовольствиям, нашим радостям. Нам надоели, слышишь ли, надоели косые взгляды. Твой глаз уже наделал достаточно зла. Придется тебе с твоими ублюдками убраться из моего дома, иначе вас вышвырнут силой.
Некоторые женщины одобрительно закивали, Айни же побледнела.
— Меня, старая карга? Ты думаешь, я тебе завидую? — возразила она. — Не завидую, а жалею тебя. Не я мешаю твоим радостям, бог им мешает. Подумай, ведь ты, что ни день, ближе к могиле. Ты не ждешь смерти, а она уже караулит тебя… Ты только и делаешь, что разглядываешь стены своего дома. Да обрушатся они на тебя! Несчастная! Обратись сердцем к богу и знай, что смерть твоя уже за плечами. Тьфу, жаба зловредная!
— Да поразит смерть тебя, твою семью, всех твоих близких. Я здесь у себя дома, дрянь ты этакая! Я тебе покажу, кто я такая!
— Я кормлю четыре рта. А ты, бесплодное твое чрево, проработала ли хоть один день в своей жизни? Как бы не так!
— Таким, как ты, самое место в доме терпимости.
— Мы бедны, но, слава богу, наша честь не замарана!
— Попрошайка ты и никто больше!
— Ты забываешь, сточная канава, переполненная нечистотами, что твой брат околел в тюрьме. Шайка воров!
Сердце Айни готово было разорваться.
— Тише! Замолчите, женщины!
Это был голос Зины, повелительно прозвучавший со второго этажа. Женщины замерли, глядя на Зину, все испортившую своим непрошенным вмешательством. Что еще ей нужно?
— Послушайте. Его арестовали. Моя дочь Зхур — вот она — видела, как жандармы надели на него наручники. Она сама вам это скажет.
Она подтолкнула Зхур к балюстраде. Изумленные женщины стояли с поднятой головой.
— Кого арестовали?
Неизвестно, кем был задан этот вопрос. Страшное предчувствие охватило всех собравшихся. Большой дом почуял опасность. Черная тень сразу легла на него.
— Кого? Вы спрашиваете — кого? — удивилась Зина.
Женщины все еще не догадывались. Уж не прикидываются ли они дурами? Она повторила презрительно:
— Не понимаете?
У Фатимы вырвалось восклицание:
— Ой, братец! — Ее крики становились все громче: — Братец мой! О! О! О!
В этой атмосфере, насыщенной тревогой, злобой и страданиями нищеты, минутная растерянность охватила Большой дом. За стенами подстерегал враг, он ждал удобной минуты, чтобы напасть. Женщины мгновенно позабыли о своей ссоре: Большой дом замкнулся в себе.
Зхур рассказала о том, что она узнала — видеть-то она ничего не видела — в деревне Бни-Бублен, у своей сестры. Зхур спускалась с гор, когда новость стала передаваться из уст в уста: Хамида Сараджа только что задержали вместе с несколькими феллахами. В деревне только и разговору было, что об этих арестах.
Одна из женщин заговорила:
— А разве дядя Мухаммед не был человеком, которого все знали в городе? И не его ли арестовали месяц тому назад прямо на улице и неизвестно почему? А несколько дней спустя жена отправилась в сыскную полицию. Она хотела узнать насчет мужа и отнести ему поесть. И что же она видит? Из полиции выходит старик доктор Вертюэль (женщина говорила — Бертуэль). А разве Вертюэль не врач мертвецов? И вот после полудня труп доставили в военный госпиталь. До того дня дядя Мухаммед никогда не имел дела с правосудием. Его привели в полицию в добром здоровье, а через три дня вынесли ногами вперед.
— Что ты говоришь?
Фатима ударила себя по бедрам, испустив дикий вопль.