Большой дом. Пожар

— Пусть они не рассказывают всякие небылицы, будто феллах — отъявленный лентяй, что если он потрудился один день, ему надо десять дней отдыхать, а стоит ему заработать на три дня жизни, как он тут же бросит работу и будет греться на солнышке, как ящерица. От феллаха плохо пахнет. Феллах — грубое животное. Феллах то, феллах се. Вот оно как! И еще вас заверят, что феллах доволен своей участью. Предложите ему переменить свою жизнь на другую, светлую и счастливую, где он станет уважаемым человеком… и он откажется. Каким феллах был, таким и останется! К тому же попробуйте дать ему что-нибудь хорошее, и он тотчас же все испортит, все переделает по своему образу и подобию. Он неспособен подняться над своим положением! Но беда в том, что те, кто так говорит, никогда не дают нам вкусить этой прекрасной жизни. Сами же они живут на нашем теле, как паразиты. Вот чем все объясняется. Если мы едим серый хлеб, если наша жизнь черна, то виноваты в этом они. Но у этих паразитов — высокие мысли. Мне думается, что во всех странах мира они похожи друг на друга. Всюду, где есть феллахи, заставляющие землю плодоносить, паразиты, наверное, говорят: феллах доволен своей участью! Что мы — особая нация, особая раса, что ли? Вот что надо было бы знать. Если это так, остается только согласиться: такая уж у феллаха судьба. Всю свою жизнь он будет жить на той же земле, под тем же небом, среди тех же гор. Поместье колониста окружит его непреодолимой преградой. Его уделом всегда будет нищета, дожди, нестерпимый зной, отчаяние; этот удел достался ему от предков, и как бы честно он ни трудился — толку не будет, хоть околей за работой. Несправедливость станет чем-то естественным, как дождь, ветер или солнце.

Под конец в голосе Ба Дедуша, старейшего, зазвучали мрачные ноты.

Слова старика были встречены полным молчанием. Но что это? Ах, это Маамар-аль-Хади!

Он пробормотал:

— Не подумайте, что я выказываю вам неуважение, нет, это не так. Прошу вас, извините меня…

Ничего больше не прибавив, Маамар-аль-Хади ушел. И правильно сделал: пора было расходиться.

— Но знают ли они, по крайней мере, чего хотят? — спросил Кара.

Он замолчал. Такая уж у него была привычка: он задавал вопрос и терпеливо ждал. Двое других крестьян ничего не ответили.

Так рассуждали на верхнем краю Бни-Бублена крестьяне, у которых было по нескольку арпанов земли. Кара Али зашел к соседям с заранее обдуманным намерением…

— Они говорят, что им недостаточно платят. Допустим. Я готов был бы согласиться с этим, если бы…

Затаив дыхание, Кара Али вытянул шею. Он так близко склонился к двум стоявшим неподвижно мужчинам, что почти касался их головой. Он вглядывался в них, все больше тараща глаза.

— …если бы этот враг божий по имени Хамид Сарадж не подстрекал всех наших феллахов. Вот что важно. Почему они все заодно? Попроси они небольшой прибавки к своей заработной плате, это могло бы показаться правильным, тут не было бы большого зла. Но они сплачиваются, объединяются. Вот над чем надо поразмыслить, вот главный вопрос, а не то, что они требуют лишнего франка или двух. Не кто иной, как Хамид Сарадж, вбил им в голову мысль об объединении. Сами они никогда бы до этого не додумались, такая мысль даже не возникла бы у них. Без него они не были бы объединены, как теперь. На что они надеются?

— Прости меня, Кара… — проговорил Бен-Юб. — Я прерываю тебя, когда мед льется из твоих уст. Мне хотелось бы сказать одно слово, только одно. Хорошо: раз рабочие требуют прибавки, разве не естественно, что они объединяются?

— В таком случае что же тут плохого? — спросил со своей стороны Бу-Шанак.

— Плохого? Плохого? — подхватил Кара.

Его взгляд переходил с одного собеседника на другого.

— Плохого? — повторил он.

Действительно, что же тут плохого? Если это зло, то в чем оно? И почему это зло? Понимает ли это Кара? Что знает он о добре, о зле? Вот о чем молча думали оба крестьянина.

— В чем тут зло, спрашиваете вы? В чем зло? — все еще повторял Кара.

Если он знает, то пусть скажет. Но знает ли он, по крайней мере? Знает ли? Если да, пусть скажет!

Право, он видел всюду слишком много зла. Но почему он был нем, как рыба? Всевозможные мысли вертелись у него в голове.

— В чем тут зло? — проговорил он наконец. — В том, что это может не понравиться властям.

А, властям! Лица у крестьян были все так же невозмутимы. Один только вопрос. На этот раз они собирались задать вопрос. Затем вдруг обнаружили, что он относится не к Кара, а к ним самим. По молчаливому согласию, они решили не задавать его. А про себя подумали: так вот оно что — дело во властях!

— Скажите теперь, как бы вы поступили, если бы вам пришлось дороже платить своим рабочим?

— Мы сделали бы все возможное, чтобы им помочь. Все возможное, но не больше.

— Они станут еще более требовательными. И все из-за вас… Стоит только положить им палец в рот…