Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 1

Опираясь на анализ внутренней временной модели, постараемся всмотреться в художественное целое телехита советской эпохи – «Семнадцать мгновений весны» (1973) режиссера Татьяны Лиозновой по сценарию Юлиана Семенова. Оговорим сразу, что нас будет интересовать исключительно формосодержательная материя этого многосерийного фильма, а не ее соотношение с исторической достоверностью или романом. Также подчеркнем, что считаем другие авторские интерпретации «Семнадцати мгновений весны», включая точку зрения Ю. А. Богомолова, выраженную в главе «Встретились как-то Штирлиц и Шиндлер» в монографии «Между мифом и искусством» [238], абсолютно правомерными и совместимыми с нашим прочтением.

Фильм Татьяны Лиозновой столь популярен именно потому, на наш взгляд, что дает предостаточно материала для множества различных и даже, казалось бы, взаимоисключающих трактовок. Каждый зритель и каждая эпоха видят в нем что-то свое. Лоунелл также признает богатство смысловых оттенков в «Семнадцати мгновениях…» и справедливо отмечает, что фильм выразил «противоречие между советским патриотизмом… и огромным интересом к внешнему, особенно западному, миру…» [239]

Мы смотрим на данное произведение глазами не слишком политизированного любителя искусства, впервые посмотревшего «Семнадцать мгновений…» еще в советские годы (хотя много позже премьерного показа) и продолжающего обращаться к фильму уже сегодня, во второй половине 2010-х, ради эстетического удовольствия.

Итак, фильм состоит из двенадцати серий, вопреки ожидаемому делению на заявленные семнадцать частей (поэтому вопрос о числе серий в данном произведении популярен на играх, викторинах, шоу). Фигурирующее в названии число невольно воспринимается как обозначение именно основной композиционной градации по сериям. Тем более, что и закадровый голос в начале первой серии в обращении к зрителям говорит: «Мы расскажем лишь о семнадцати днях этой весны». «Мгновения» закономерно кажутся иносказательным обозначением временных периодов, на самом деле обладающих гораздо большей временной протяженностью, нежели мгновение или даже минута.

Однако ни временные периоды (то есть ощутимо протяженные отрезки), ни краткие мгновения не есть основная или единственная «первоклетка» временной модели фильма. Вполне возможно, что именно «Семнадцать мгновений…» являются в истории кино многосерийным фильмом с наибольшим количеством сюжетно не функциональных, и к тому же весьма затянутых сцен. При всей популярности и совершенно очевидном тяготении к жанрово-тематическому полю политической драмы, «Семнадцать мгновений…» обладают скорее усложненным формальным языком. Множество смысловых напластований и непрямых художественных высказываний уводят далеко за пределы жанровой авантюрности и политики.

Не болят почки у господина Бользена

В прологе, еще до титров, мы видим человека средних лет в штатском пальто. Он находится в лесу, провожает грустным задумчивым взглядом летящих журавлей. Нет никаких признаков, указывающих на определенное государство, точное географическое местоположение и эпоху. Можно умозаключить лишь то, что действие начинается в межсезонье, в средней полосе, где-то в середине ХХ века, судя по фасону одежды героя.

«Семнадцать мгновений весны» (1973), реж. Татьяна Лиознова

То, что перед нами, скорее всего, территория Западной Европы, можно будет предположить по доносящемуся издали голосу пожилой дамы, которая называет героя господином Бользеном. Она одета по-городскому и ведет себя так, как представляли манеру поведения западных людей в фильмах и спектаклях советского времени. Подчеркнуто вежливо, светски, несколько манерно и индивидуалистично, то есть без отсылов к каким-либо надличным структурам и авторитетам, но высказывая, прежде всего, личное мнение и выражая свое личное настроение.

«Господин Бользен, вы меня слышите, господин Бользен, я должна вам сказать следующее: я не знаю, как вы, но я уже зарядилась кислородом для нашей ужасной городской жизни», – первая реплика в фильме, и принадлежит она фрау Заурих (Эмилия Мильтон). В этих словах проявлены потребности и образ жизни цивилизованного человека скорее мирного времени. По данной фразе можно заключить, что героиня страдает от избытка цивилизации, городской обыденной рутины и недостатка свежего воздуха, а отнюдь не от разрухи городской инфраструктуры, бомбежек и опасности оказаться в центре боевых действий. Вкладывая в ее уста слова, более органичные для горожан стабильного мирного периода, авторы мягко «модернизируют» жительницу Берлина 1945 года, придавая ей черты человека более позднего времени и приближая ее к аудитории 1970-х годов.

О том, что идет война и у фрау Заурих дети погибли на войне, мы узнаем из ее недосказанной фразы. Герой же пока в основном молчит, и из пролога мы можем только узнать, что он не страдает болезнями почек. (– Нужно пить этот отвар при больных почках. У вас болят почки? – Нет. – Жаль. Очень жаль…)