Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

И лишь в тот момент во всем происходящим на экране проступила логика, глубина, наконец, та самая острота, от которой синим карандашом чья-то шкодливая рука пыталась избавиться. Я стал искать необходимые перебивки. Крупные планы, выражения лиц, реакцию. С их молчаливой помощью можно было наполнить просто говорение глубинным смыслом, используя в полном масштабе излюбленный мною режиссерский прием, называемый контрапунктом, иначе говоря, осмысленным противопоставлением звука и изображения. По сути, я делал не телемост, а взгляд на телемост. Мост стал строиться. Он стал совершенно другим: осмысленным, драматургически гармоничным. А главное – острым. В этом смысле он практически не отличался от американского варианта, несмотря на ножницы нашей цензуры. Таким его увидело сначала, еще до зрителей, телевизионное начальство. Я шел ва-банк, предполагая, что «тайна» моего монтажа раскроется и запросто лишит меня удостоверения сотрудника Гостелерадио, но ни о чем не жалел.

А дальше произошло то, чего я знать не мог. Потому на время передаю повествование Валентину Лазуткину: «Когда телемост «Ленинград-Сиэтл» был уже смонтирован, мы поняли, что работа получилась отличная. Я пришел к председателю Гостелерадио Александру Кирилловичу Аксенову и попросил его посмотреть.

Аксенов был человеком очень серьезным, членом ЦК. Сейчас трудно понять, что значило ощущать в себе эту причастность. А это значило реально нести на своих плечах ответственность за страну. Аксенов мальчиком ушел на войну, приписав себе год. Прошел Сталинград. Серьезный, мужественный человек. Когда я был с ним в Финляндии в бане, мы, соответственно, разделись. Я послевоенный, всякие раны видел, но тут я был ошарашен: на его теле не было живого места, весь в шрамах от ранений, нет лодыжки. Через него пролетела мина. Представляете, вместо ноги просто кость, обтянутая кожей.

Решение по выпуску в эфир телемоста должен был принять Аксенов. Я не ждал от него одобрительной реакции. Но Аксенов был человек коллегиальный. Он пригласил заместителей, зав. сектором радио и телевидения ЦК КПСС, и, соответственно, нас, представителей ГУВСа. Посмотрели. Началось обсуждение по кругу. Самое смелое высказывание прозвучало из уст одного из заместителей: «Этот телемост нужно размножить и показывать нашим группам, выезжающим за границу, как пример дискуссии». Об эфире никто даже не помыслил. Большая часть присутствующих произнесли: «Нет. Нельзя». Кто-то промолчал. По окончании обсуждения Аксенов сказал так: «Ну, что ж, очень тезисно. Я рассматриваю эту работу как крупный прорыв в нашей идеологической работе. Хватит нам с картонным противником воевать. Вот живые люди. Видите, какой контакт получился интересный. Это лучшее, что мы можем сделать в плане подготовки к очередному Съезду партии. Это то, что сейчас партия ждет от нас. Давайте предложения по эфиру». Немая сцена. Никто не знает, что делать дальше. Кто-то деликатно спросил: «Александр Кириллович, это как в эфир, это все, что мы видели, все полностью в эфир?» – «Да», – прозвучало спокойное и уверенное Аксенова, – «А что, длинновато?» – «Нет, нет, нет». Форматов же по хронометражу у нас тогда не было. В таком виде телемост и вышел в эфир»…

Телемост «Ленинград—Бостон» создавался по уже отработанной схеме. Было легче и, пожалуй, веселее. Чисто женский телемост предложили провести мы. Американцам идея понравилась. Она увенчалась успехом. Оказалось, женщины общаются более эмоционально и более доказательно.

«Секса у нас нет». Эта сакраментальная фраза, сказанная Людмилой Ивановой, администратором одной из ленинградских гостиниц, которую мы пригласили на телемост в благодарность за то, что она позволяла нашим гостям оставаться у нас в номерах и после 11-ти, стала символом телемостов. В действительности же было так: во время телемоста «Ленинград—Бостон» между советскими и американскими женщинами пожилая участница из США спросила: «У нас в рекламе все вертится вокруг секса. Есть ли у вас такая реклама?» В ответ Людмила произнесла: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого», – после чего грянули смех и аплодисменты в обеих студиях. Соседка Ивановой воскликнула: «Секс у нас есть, у нас нет рекламы». Вот, собственно, и все.

Сегодня появились целые исследования и научные статьи, где на полном серьезе авторы доказывают, что во время телемоста прозвучала фраза: «У нас есть любовь». Ответственно заявляю, ее не было, в чем можно убедиться. Достаточно найти в Интернете этот фрагмент, который чудом сохранился. С одной стороны, я понимал, что у Людмилы после выхода передачи в эфир могут возникнуть проблемы с ее родными и близкими и просто с посторонними людьми. Она может стать героиней анекдотов. Что и произошло. С другой стороны, по приказу начальства, вырезая из предыдущего телемоста почти все про Сахарова, про Афганистан, убирать из передачи то, что точно объединило обе студии – юмор, я посчитал невозможным.